Он начинал меня узнавать. Но вряд ли как Фрэнка. Скорее, как источник заботы.
Пульс заметно менялся, когда я прикасался к неподвижным запястьям. Рывком ускорялся, чтобы потом плавно затихать. Память тела? Неосознанная привязанность? От неё становилось жутко. Все равно, что расшатанное кресло, на котором я обычно засыпал возле кровати, встречало бы меня, суча ножками и помахивая полосой оторванной обивки. Но за разговоры с мебелью обычно объявляют сумасшедшим, а когда бдишь над коматозником, можно утешать себя теорией, что он слышит. Все и всегда.
— У меня появилась работа. Представляешь? Честная и нужная. Только ни за что не угадаешь, чем я с сегодняшнего вечера начну заниматься. И никто бы не угадал. Пожалуй, не буду рассказывать, а то ещё решишь, что у меня мозги окончательно поехали. Потом как-нибудь. Нет, мне не стыдно, не думай! Даже не удивительно. Вот это как раз и есть самое странное, Хэнк. Меня ничто здесь больше не удивляет.
Окончательно я это прочувствовал в муниципалитете. Когда сидел в коридоре. Словно все шло именно так, как и должно было. Словно наконец вписался в существующую действительность, и больше никогда и никуда из неё… Не выпаду?
— Кажется, будто вся прошлая жизнь — нелепый сон, а сейчас я наконец-то проснулся. Да, мне чертовски хочется закрыть глаза снова. Но не возвращаться. Там не оставалось ничего заманчивого, одни только проблемы. Тут, конечно, забот не меньше, но они все какие-то… Обычные. Обыденные. Нормальные. Решаемые без напряжения нервов. Без злости. Вот папашу Ллузи, к примеру, стоило бы хорошенько отругать. Согласен? Вот-вот. И все равно не тянет. Лениво, наверное. А впрочем…
Найти бечевку в кладовой было куда как труднее, чем протянуть сигнальную систему от кухни в комнату Хэнка. Потом оставалось только ждать, заключив с самим собой пари на тупость, а вернее, силу привычки старого пьяницы.
Узлов я вязать не стал и правильно сделал: когда конец бечевы, обвитый вокруг запястья, дернулся, то всего лишь обжег кожу, сообщая, что кто-то вторгся на кухню без моего ведома. И конечно, воришка успешно был застигнут на месте преступления. По пояс углубившимся в недра шкафа.
— Там ничего нет.
Что меня с первой же встречи бессознательно покорило в Фелипе Ллузи, так это его наплевательское бесстрастие перед лицом любых обстоятельств. Даже не вздрогнул на мой голос. И не повернулся, пока не закончил осмотр полок.
— Следующий паек ещё не скоро дадут. Только на будущей неделе.
Новость не произвела на пьяницу впечатления. Никакого. А меня вообще заметили или как?
— Но ты его получишь, только если будешь хорошо себя вести. Справишься?
О, теперь взгляд папаши Ллузи стал чуть осмысленнее. Вернее, недовольнее. И я наконец дождался проявления внимания. Вместе с отповедью:
— С каких это пор сын получил право ставить отцу условия? Закон божий отменили, а мне и не сказали?
На язык сразу же попросилось что-то вроде: «Да какой я тебе сын?». Заманчиво скакнуло на самый кончик.
Нет, не сейчас. Позже. Сначала надо создать плацдарм. Фундамент. Возделать пядь земли для того, чтобы крепко стоять на ногах. Отчаянные склоки хороши только между пауками в банке, из которой никуда не деться. А в этом доме мои права, прямо скажем, шаткие. Вот когда все привыкнут к тому, что у Фелипе есть сын, можно будет попробовать более жестко…
Часть 2.3
Господи, да о чем я думаю?! Нет никаких «когда». Есть только урочный день пробуждения. А за ним — обрыв.
— Пьянство не добавляет здоровья.
— Оно мне надо?
Речь идет, конечно же, о здоровье?
— Дети должны заботиться о родителях.
— Так заботься! Что тебе мешает?
— На половину пайка согласен? Буду отдавать. Без требований. Без напоминаний. Только если пообещаешь не трогать остаток. А если тронешь…
— Что тогда?
Кажется, заинтересовался. Особенно недосказанной угрозой.
— Не получишь ничего.
— Вылетишь из дома.
Ага, то, чего и следовало ожидать. Паучья банка затрещала по швам.
— А тебя соседи и знакомые не заклеймят позором?
Он хохотнул. Или закашлялся?
— Да куда уж больше-то? Нет, парень, я обидных слов не боюсь. В словах какая сила? Пшик один!
Очень может быть. Действие куда эффективнее. Потому что оставляет след в материальном мире.
— Мне найдется, куда пойти, учти это.
— Найдется, не сомневаюсь! — папаша Ллузи заграбастал чашку с забытым мной кофе и одним глотком осушил больше половины. — К бесноватому Эстебану? Да пожалуйста! Он у нас человек с большим сердцем. А ещё с намерениями и тоже не маленькими.