Приложив часы к уху, я услышала негромкое тиканье.
– Довоенные, что ли? – удивилась.
Неужели Марфа Константиновна, предчувствуя скорую смерть, решила одарить меня наследством?
– Еще старше, – вздохнула бабуля. – Если мы с тобой встретились при таких обстоятельствах, значит, жить мне осталось ровно тридцать минут. Сейчас уже меньше, – кивнула она на часы, предлагая мне посмотреть.
Стрелка стояла на отметке «двадцать пять».
– Понимаешь, Ани, – Марфа Константиновна старалась говорить твердо, словно речь давно уже заготовлена, но я чувствовала ее волнение, – все люди смертны. Но одни умирают в окружении близких, друзей или знакомых. А есть те, которые в момент смерти остаются одинокими.
Не знаю, к чему вела Марфа Константиновна, но явно не к добру. А бабуля продолжила:
– Меньше чем через полчаса меня не станет. Ты появилась здесь, чтобы скрасить мое одиночество в последние минуты.
Я закашлялась. Бабуля хоть и стара, но выглядит неплохо. С чего ей умирать?
– Теперь это твой долг. Твой дар. Твое проклятие. Назови как угодно, – спокойно сказала бабуля. – Хочешь этого или нет, но ты будешь перемещаться к людям за тридцать минут до их смерти.
– И какой в этом смысл?
Я почувствовала, как меня потряхивает. На этот раз уже не от холода. Опустилась на стул, чтобы собраться с мыслями.
– Поговорить, скрасить одиночество. Возможно, кто-нибудь напишет предсмертную записку или позвонит близким, разобравшись с давней враждой. У каждого своя история. Я привела пример, но сейчас другое время. И люди другие.
Марфа Константиновна опустилась в кресло-качалку.
– Так ты тоже такая? – Я моргнула, чувствуя, что если бы не сон, непременно грохнулась бы в обморок.
– Была такой, – улыбнулась бабушка, вновь посмотрев на фотографию своего Коленьки. – Весь род Меламед такой. По женской линии. Мать моя и бабка. Твоему покойному отцу дар не передался, но я знала, что ты его получишь. Ты в детстве была – ну точно как моя мать. Такая же проницательная и острая на язык. И парни на тебя так же не заглядывались.
А это здесь при чем?
– Женихи словно чувствовали, что со мной что-то не так. За версту обходили. Да и когда мне было создавать семью?
Поднявшись, бабуля взяла фотографию мужа с комода и села обратно в кресло.
– Только Коленька словно не замечал моих странностей. – Марфа Константиновна снова прослезилась. – Ходил за мной как приклеенный, вот я и сдалась. А когда детишки пошли, моя странность сама собой улеглась. Да и куда мамке исчезать, когда дите одно дома? У меня ведь три сына. И у всех ребята. Только ты одна девчушка получилась.
– Бабуль… – Я посмотрела на часы. Стрелка в районе двадцати.
– Да, да, – словно опомнившись, пролепетала бабушка, – заболталась я, а время идет. Там в шкафу пальто синтепоновое. Таня, мать твоя, оставила в прошлый приезд.
Я встала и открыла шкаф. Желтое пальто висело на вешалке.
Марфа Константиновна заставила его взять.
– И сапоги, – напомнила бабуля, – негоже по зиме разгуливать босиком. И деньги в шкатулке на комоде возьми. Там на обратный билет.
Жутко смущаясь, заглянула в шкатулку.
– Запомни, Ани, когда люди вокруг – нечего бояться. Опасайся, когда ты одна. Мало ли чего. Теплую одежду держи рядом. Деньги, кошелек, а главное – паспорт. Никогда не знаешь, куда занесет тебя судьба. А теперь иди ко мне, милая, дай тебя обнять!
Мы обнялись. Я поцеловала ее в морщинистую щеку.
– Ты не реви, внучка, – проговорила Марфа Константиновна, вытирая с моей щеки слезы. И когда только успела расплакаться? – Я по Коленьке соскучилась. Давно встречи жду. Деньки уж считаю. Ты Тане позвони, скажи, что Марфа померла. Она все поймет. А сама уходи.
Я вышла на улицу, потому как бабушка гнала прочь. А по щекам слезы текут, не могут остановиться. Взглянула на странные часы: не тикают. И стрелка замерла на тридцати.
Деньги в кармане пальто, на голове – капюшон. Сапоги теплые, хотя и по-старушечьи практичные: нет даже маленького каблучка.
Вспомнила последние слова бабушки и набрала маму:
– Мам… бабуля умерла.
– Марфа Константиновна! – услышала вскрик матери в трубке, и связь прервалась.
Несколько минут я стояла на улице, собираясь с мыслями. Потом телефон снова зазвонил. Номер незнакомый.
– Ани Дмитриевна, вы где? – раздался мягкий голос босса.
Очуметь! Он тоже во сне! Видимо, красотой крепко меня приложил.
– В Гагарине, – пробормотала я, на всякий случай оглядевшись.
В телефоне повисла тишина.
– В каком? – спустя несколько секунд хриплым голосом уточнил Фил.