Выбрать главу

— А! Да. Ты такого писателя Солженицына читал?

— Гм… Фамилию слышал. Ага, вспомнил! В «Новом Мире» рассказ помню был, вот название вылетело из головы…

— Это, скорее всего, повесть «Один день Ивана Денисовича». И как впечатления?

— Точно! Оно. Как писателя я его из своего списка тогда вычеркнул. Язык зубодробительный, читать тяжело. Сюжет невнятный. Что и зачем сказать хотел? Да ещё какая-то нездоровая антисоветчина. Непонятно, зачем эту дрянь печатали.

— Оценку разделяю. Я бы сказал примерно так же и менее культурно, но моё мнение было бы предвзятым… Свела меня как-то судьба с этим деятелем. Он же во время войны был на фронте, офицером, не совсем на передовой, но всё же боевые награды имел. А тут, понимаете ли, война к концу близится, а жить-то хочется. Вот наш Александр Исаевич — а на самом деле Исаакович — и начал думать, как же ему с фронта пораньше слинять, чтобы его случайно не убило… Он и придумал слать письма знакомым, даже случайным, где нёс всякую околесицу про Сталина, планировал антисоветский заговор, делая вид, что совсем не знает про военную цензуру. Его и всех адресатов, вполне естественно, повязали…

Эта тварь их специально подставила, а некоторые из них честных интеллигентов из себя строили. Идиоты. Делали вид, что никаких писем не получали, выгораживали его. Эти загремели всерьёз и надолго. Сам же Александр Исаевич отделался, по сути, лёгким испугом и, представьте себе, в местах заключения отбывал, будучи… сексотом! «Честные» не выдали сдавшего их сексота! Какая ирония. Он, будучи в заключении, раком заболел. Тут бы и конец истории, да его наши врачи в лагерной больнице прооперировали и вылечили! И что? Слинял на Запад, накатал лживую похабщину «Архипелаг ГУЛАГ» про ужасы советских застенок — хороши ужасы, когда в этих «застенках» даже таких подонков от смертельной болезни излечивали. Мало того, он потом в ихнем американском сенате выступал, призывал по СССР, «оплоту тоталитаризма», превентивно ядерный удар нанести. Какова сволочь, а?

В сорок седьмом году он обитал в одной из шарашек в Москве, а я, тогда лейтенант госбезопасности, приехал с западной Украины и, не поверите, в качестве арестованного сутки провёл с Солженицыным в одной камере.

Даниил Матвеевич сделал паузу, разлил коньяк по рюмкам, поднял свою, отсалютовал ей, без слов опрокинул, закусив долькой лимона, и с молчаливого согласия собеседников продолжил…

Глава 3. Сентябрь 1947 года, Москва

Перрон Киевского вокзала в Москве почти обезлюдел. Недавно прибывший пассажирский поезд «Киев — Москва» опустел, большинство пассажиров и встречающих уже разошлись. Трудяга «Сушка»* в голове поезда устало выпустил в стороны лишний пар, собираясь остаться здесь на непродолжительную стоянку.

—————

* «Сушка» — пассажирский паровоз серии СУ (сормовский усиленный).

—————

Рядом с открытой дверью одного из вагонов стоял Данька в новенькой повседневной форме лейтенанта госбезопасности. Свежепошитый по фигуре мундир, практически не ношенные тщательно начищенные хромовые сапоги и юный вид двадцатилетнего молодого человека могли подтолкнуть к мысли, что перед нами свежеиспеченный выпускник Высшей школы НКВД. Но внимательный взгляд мог заметить планку с боевыми наградами на левой стороне груди и справа нашивку красного цвета за лёгкое ранение. «Когда успел? Больно молод, а война уж два года как закончилась», — вероятно как-то так могли подумать некоторые встречные, глядя на Данилу.

Вокруг стояла та самая тишина, которая может быть только в большом городе. Издалека доносился лёгкий равномерный фоновый шум Москвы, неподалеку ворковали голуби. С соседнего перрона слышен размеренный звук метлы. Поднятая ей пыль весело поблескивала в косых лучах утреннего солнца, пробивавшихся через остекление здания.

Данька, задрав голову, с интересом рассматривал огромный свод, лежащий на множестве ажурных металлических арок. Он отвлеченно неспешно размышлял, к какому же архитектурному стилю может принадлежать такая конструкция. То ли конструктивизм, то ли модернизм, а, может, что-то третье?

Прибыл пассажирский поезд. Киевский вокзал в Москве, 1948 г.

Отчетливо, но негромко донеслось знакомое вступление оркестра и слова песни:

Утро красит нежным светом

Стены древнего Кремля,

Просыпается с рассветом

Вся Советская земля…

https://youtu.be/QkW8H6b6-EE?si=TsEO7Ayls9DwFeiS

Свод над перроном, отражая звук, создавал легкое эхо и объем, вызывая иллюзию звучания со всех сторон. Данька огляделся и определил, что песня слышится через проем выхода и из репродуктора с дальнего конца перрона. Еще один репродуктор висел на стальной арке рядом, но он молчал. Причина молчания была очевидна — на арку залез электромонтажник и ковырялся в проводах.