Официант принес блюдо с помидорами, огурцами и зеленью.
– В общем, окружающим стало ясно, что хищников, подобных Васе, в тайге, блин, не встречается, и сейчас что-то будет, – Ортопед взял веточку декоративной петрушки, похожую на лилипутскую пальму, и пожевал. – В трех метрах от бурундука Вася издал охотничий рев, чем, собственно и загубил охоту – не заори он, ничего бы не было. Но он, блин, заорал, и тут бурундук понял, что это за ним…
Братки синхронно усмехнулись.
Поведение бурундука напомнило им поведение некоторых отечественных бизнесменов, до самого последнего момента плюющих на предупреждения и продолжающих крысятничать чуть ли не на глазах опекающих их бандюганов.
– Кроме того, что бурундук был тормозным, – Грызлов взял с подноса четвертинку помидора, – что, блин, простительно в такой глухой провинции, он оказался еще и глупым. На той поляне ни кустов, ни больших деревьев не было, однако, блин, в двадцати метрах начинался лес, где никакой Вася его бы не нашел. Но тупая зверюга выбрала самый стремный вариант – забралась на обгорелый ствол небольшой пятиметровой сосенки, единственного высокого места. И уселась на самой верхушке, причем, блин, не забыв утащить с собой самую жирную шишку. Разгоряченный погоней Вася решил идти на штурм и полез на сосенку… Запрыгнув где-то на метр, он, блин, цепляясь неизвестно за что, начал медленно, но верно, продвигаться вверх. Прикиньте картину – сосенка тонкая, Вася – центнер тренированного жира, конструкция, блин, начинает раскачиваться…
Слушатели задумчиво кивнули.
– Бурундук, блин, почувствовал себя уже совсем хреново, – Ортопед похрустел огурчиком, – и, блин, не выпуская из лап шишку, вовсю гадит на голову Васи… Вася пачкается и матерится, но лезет к цели. Народ упирается веслами в дно речки, чтоб не уплыть, и ржет как резаный. Вася поднимается все выше, соответственно, амплитуда раскачки сосенки увеличивается. И тут, блин, – апогей… Вершина сосенки с закрепившимся на ней бурундуком наклоняется так, что Вася оказывается в горизонтальном положении, руки у него со ствола соскальзывают и Вася, блин, падает на землю… С хрустом, блин… Сосенка распрямляется, и тут уже, блин, не удерживается зверь. Короче, бурундук, с прижатой к груди недогрызенной шишкой, уходит из верхней точки по аккуратной баллистической траектории в лес, сшибая ветки и шурша листвой… Вася, блин, в нокдауне. Бурундук где-то в лесу… Зрелище чего-то полосатого с хвостом, стремительно улетающего в чащу… Народ, блин, бросил весла и упал… В общем, блин, уплыли они метров на триста – только тогда их прибило к берегу и они остановились. Сами не могли. Вася их там и догнал… Грустный, с бурундучьим калом в волосах и почти, блин, трезвый…
– Со спиртом, блин, надо осторожней, – покачал головой Тулип. – Это, блин, не “Охта”. И даже не “Менделеев”…
– Точно, – согласился Комбижирик.
Возле стола материализовался официант с подносом, на котором стояли запотевшая бутылка ледяной “Синопской” и маленькие хрустальные рюмочки.
– Расставляй, – Клюгенштейн широко взмахнул дланью и улыбнулся.
В родном РУВД Крысюка отлили водой, кое-как привели в порядок изодранную форму и отправили отдыхать в общежитие, где он делил маленькую комнатушку на десятом этаже с капитаном Юрием Синяком, чья пропитая внешность полностью соответствовала его неблагозвучной фамилии.
Увидев получившего мощное “боевое крещение” соседа, капитан проникся к младшему лейтенанту несвойственной правоохранителю со стажем отеческой заботой, являвшейся на самом деле проявлением скрытых гомосексуальных наклонностей Синяка, и решил напоить избитого Крысюка пивом, чтобы хоть как-то сгладить неприятные впечатления от проигранной драки с сослуживцами.
Всосав по литру кисловатого и сильно отдающего стиральным порошком “Клинского”, Синяк и Крысюк, к которым присоединились еще несколько обитателей ментовской общаги, перешли на дешевый розовый портвейн, разлитый, судя по этикетке, в солнечной Молдавии, а на самом деле – в фанерной будочке на задворках Сытного рынка, где трое бомжей мешали виноградный спирт с водой и подкрашивали его обычными лиловыми чернилами. Правда, бомжи были из Молдавии, но сей факт вряд ли мог послужить оправданием к надписи на этикетке.
Через два часа застолья, когда кончился портвейн и начался свекольный самогон, кто-то из присутствующих посетовал, что, мол, скучновато просто так сидеть и что неплохо было бы как-нибудь развлечься.
Стали придумывать – как.
Народ в компании подобрался отчаянно ленивый, что естественно для большинства российских стражей порядка. А в голову лезли какие-то неподходящие идеи, которые либо требовали немалого вложения средств, либо много «силовой энергии».
И вот, наконец, младший сержант по фамилии Лизун выдал мысль:
– А давайте старый Юрин стул в окно выбросим и будем смотреть как он красиво полетит и красиво разобьётся, а? И ходить никуда не надо…
Народ нисколько не возражал, идея всем показалась замечательной.
Синяк тоже был не против, так как стул был действительно старый, многократно клееный “Моментом” и обмотанный изолентой.
Набившиеся в комнатенку служители законности заняли места для наблюдения полёта и приземления обречённого стула, Синяк взял его в руки и с криком “Э-э-эх-х-х, твою мать!” выкинул в окно.
Стул и вправду «красиво пошёл», но в конечной точке полёта не разбился в щепки, как предполагалось, а воткнулся всеми четырьмя ножками в землю. Так и встал: цел и невредим.
Разочарованная публика начала наезжать на не менее разочарованного капитана:
– Надо сильнее кидать было!
– Довернуть, довернуть надо было!
– Не умеешь – не берись, метатель хренов!
Менты расселись все на свои места, выпили еще по полстакана самогонки и стали склонять Синяка к тому, чтобы он сбегал вниз за стулом для повторной попытки. И хотя капитан для себя решил, во что бы то ни стало покончить с не хотевшим разбиваться стулом, идти вниз ему не хотелось. Но после ещё одной порции горячительного напитка его осенила очередная гениальная мысль:
– Да на фига мне бежать? Ща у соседа возьмём гирю и ею добьём этот гадский стул!
Естественно, никто и не подумал, что за гирей тоже нужно будет идти.
Открыли окно, снова заняли места.
Синяк взял выпрошенную “буквально на пять минут” двухпудовую гирю и, целясь в стул, насколько позволяло выпитое, запулил её в окно.
Мимо.
Офигевший от такой невезухи и обозванный “косым придурком” капитан побежал вниз за гирей, ибо народ решил уничтожить стул именно таким образом. Через несколько минут запыхавшийся Синяк возвратился.
Все приготовились…
Бац!
Опять мимо…
Когда капитан вернулся во второй раз, Крысюк заплетающимся языком изрек:
– Мужики! Надо привязать верёвку к гире и вытягивать её в окно. И не надо бегать каждый раз. Всё вас учить приходится…
Сказано – сделано.
Где-то была найдена бухточка с верёвкой. Один конец привязали к гире, а другой, чтобы случайно не упустить, к железной ножке общажной кровати. Однако никто не удосужился хотя бы прикинуть длину веревки…
В очередной раз злой и почти протрезвевший Синяк метнул снаряд.
И тут произошло следущее – кровать, к которой был привязан груз, внезапно подлетела к окну и застряла в нём среди орущих, пьяных и матерящихся на весь Петроградский район мусоров. А на третьем этаже, в комнате коменданта, раздался звон разбивающегося стекла и в помещение влетела злополучная гиря. Со страшным грохотом она упала на стол у окна, за которым в это время комендант пил чай.