– Не приедут, – Крысюк горестно развел руками. – У них оборудования для отлова тигров нету…
– Нету – так нету, – Садист махнул рукой. – Всё, топай, паря, к своим и не мешай…
Младший лейтенант поплелся к УАЗикам.
– Зря ты его прогнал, – заявил Ортопед. – Можно было, блин, пушки отобрать и как живцов запустить… Вон, Циолковский же говорил, что кошки днем плохо вблизи видят. Пока б, блин, одного драли, мы б сзади и навалились…
– И так справимся, – подвел итог хмурый Кабаныч.
Штукеншнайдер обошел птичью секцию по периметру и обнаружил трубу вентиляции, которая, в принципе, могла послужить для того, чтобы взобраться по ней на крышу и оттуда обозреть окрестности в целях обнаружения полосатых хищников.
Однако смущал диаметр трубы, несколько не подходящий под габариты обоих братков.
– Застрянем на фиг, – Аркадий согласился с приятелем, припомнив происшедший на его глазах случай…
История случилась во времена службной командировки сержанта Клюгенштейна в одну из воинских частей, расположенную в Литве.
Танковый полк, стоящий в одном гарнизоне с тем, куда Глюк со товарищи привезли какое-то электронное оборудование, с завидной регулярностью проводил занятия по подводному вождению. Для этого на танкодроме имелся пруд шириной метров семьдесят. Танки заезжали в него, скрывались под водой и выезжали на другом берегу. В целях эвакуации заглохшего или застрявшего под водой танка на берегу дежурил экипаж из эваковзвода: танковый тягач – тот же Т-72* , только без башни, командир эваковзвода – матерый хохол-прапорщик, и механик-водитель тягача – представитель солнечного Узбекистана.
Пока танкисты совершенствовали свою боевую выучку, “спасатели”, ввиду отсутствия нештатной ситуации, какое-то время скучали, а потом, следуя известному принципу “солдат спит – служба идет”, выбрав подходящее положение, погружались в сон.
В тот день прапор уснул на травке рядом с тягачом, а механик, помучавшись на своем месте за рычагами, обалдел от жары внутри стального корпуса и пошел искать более прохладное место. А на тягаче была закреплена труба для подачи воздуха и эвакуации экипажа, длиной около пяти метров, диаметром примерно в полметра.
Узбек проявил недюжинную солдатскую смекалку – открутил трубу от тягача, скинул на землю, откатил в ямку за тягач, спасаясь от прямых солнечных лучей, и забрался в нее, где и кинулся в объятия Морфея, продуваемый насквозь приятным ветерком.
Занятия прошли без ЧП, и прозвучал ревун, приглашая всех вернуться в расположение части.
Прапор оторвал от земли раскаленную солнышком голову, покричал своего узбека, но тот уснул настолько крепко, что не слышал отца-командира. Прапор, зная, что его подчиненный особой дисциплинированностью не отличался, решил, что тот ушел в казарму самостоятельно, и, вспоминая незлым тихим словом его маму и прочую узбекскую родню, залез за рычаги сам, почему-то не обратив внимания на отсутствие трубы на тягаче.
Взревел двигатель, прапор лихо развернул машину на одном месте, и дикий узбекский крик, заглушая рев дизеля, достиг командирского уха.
Прапорщик насторожился, заглушил машину и вылез осмотреться.
Картина ему открылась не очень веселая: разворачивая тягач, он наехал одной гусеницей на валявшуюся рядом трубу, которая загнулась под значительным углом, зажав посередине смуглое узбекское тело.
Убедившись, что тело еще живо, причем еще способно материться на русском и родном языке, прапор потребовал немедленно покинуть трубу. Но покинуть оную тело не то что бы отказывалось, а просто не могло, поскольку оказалось намертво зажато в области своего пузца, о чем и доложило командиру голосом.
Со скорбным выражением лица прапор пошел докладывать о случившемся.
Вскоре собрался консилиум, начиная от командира полка и заканчивая сержантом-санинструктором.
Последовало множество советов, как извлечь бедного азиата. Все попытки разогнуть трубу к успеху не привели. Один из советов – наехать на трубу танком с другой стороны, после некоторого раздумья был отметен.
Пробовали бить по трубе танковой кувалдой, но узбек начал кричать, мешая русские слова с узбекскими, что он “мало-мало оглох, и у него болит голова один раз очень сильно”. Промучавшись пару часов, так и не достигнув результата, приняли решение везти защитника отечества в медсанбат за тридцать километров, надеясь, что у военных медиков найдется пилюля, приняв которую, узбеки уменьшаются в размере и выскальзывают из узких мест.
Солдат вместе с трубой был погружен в кузов УРАЛа и, покатываясь по кузову на поворотах и постукивая по бортам, поехал к эскулапам.
Как и следовало ожидать, у медиков волшебной пилюли не нашлось.
Методом опроса – врач, согнувшись пополам, кричал в трубу, и оттуда доносился ответ, – было выяснено, что здоровье пациента вне опасности. Врачи дали достойный советской медицины совет – везти больного в ремонтный батальон и резать трубу.
Оставался нерешенным главный вопрос – как?
Электросваркой – убьет током или обожжет, или задохнется в дыму, газовой сваркой – опять таки обожжет. Попытки резать ножовкой по металлу ни к чему не привели, у трубы был большой диаметр и, сделав пропил меньше миллиметра, ножовка начинала застревать.
К этому времени солдатик захотел какать.
Проблему “малого облегчения” решили еще раньше: один воин залез к нему в трубу со стороны ног, стянул с него сапоги, сумел расстегнуть ширинку, извлек узбеку детородный орган из штанов, после этого три солдата приподнимали другой конец трубы, и всё, что выливалось из бойца, самотеком выливалась на землю.
С каканьем подобное решение не проходило, и этот вопрос был предоставлен на самостоятельное решение потерпевшего. Последний к концу дня настолько освоился со своим новым положением, что требовал, что бы к нему, со стороны головы, разумеется, заползали сослуживцы с зажженной сигареткой, так же в трубу была налажена доставка горячей пищи, и даже засунули узбеку ватную солдатскую подушку.
Наконец, утром следующего дня кто-то вспомнил, что у знакомого литовца есть редкий по тем временам инструмент – “болгарка* ”.
Тело с трубой было немедленно загружено в тот же УРАЛ и доставлено домой к литовцу, но уже наступила суббота, и обладатель болгарки уехал в деревню, километров за сто. Состоялась поездка и в деревню, сопровождаемая методичным постукиванием трубой по бортам. К обеду литовец был найден, но болгарка находилась у него в гараже в городе.
Наконец, поздним субботним вечером трубу распилили и узкоглазый воин обрел долгожданную свободу. Если не считать сломанного нижнего ребра и измаранных штанов, узбекский герой отделался легко.
После этого он был переведен служить на подсобное хозяйство, где успешно до конца службы воровал и пожирал кур, а прапор, отсидев десять суток на гауптвахте, продолжил воспитание других узбеков…
Мелодично тренькнул мобильник на поясе Телепуза.
– Да! – Григорий с полминуты послушал отрывистые реплики Ортопеда и показал Глюку большой палец. – Ясно… Мы в птичнике, от ворот – налево… Угу… Не, блин, без стволов… Ага, ладненько…
– Ну как? – поинтересовался Аркадий.
– Нормально, – Штукеншнайдер повесил телефон обратно на ремень. – Минут через пять начинают…
Со мощной кирпичной стеной зоопарка у Комбижирика было связано одно воспоминание – как он, по просьбе Дениса Рыбакова, повез одного американского партнера на обзорную экскурсию по Петербургу, сильно наклюкался вместе с туристом в плавучем кабачке “Штиль” и поздно ночью решил ознакомить плохо ориентировавшегося в пространстве янкеса с красотами Петропавловской крепости, но немного промахнулся по местности и вывел собутыльника чуть-чуть не туда, куда следовало.
Note23
Основной боевой танк Т-72 “Урал” – боевая масса 41 т., мощность двигателя – 780 л/с, максимальная скорость – 60 км/час, запас хода по топливу – 500 км. Вооружение: 125-миллиметровая гладкоствольная пушка высокой баллистики Д-81ТМ (2А26М2) с боекомплектом 39 выстрелов; 12, 7-миллиметровый пулемет НСВТ с боекомплектом 300 патронов и 7, 62-миллиметровый пулемет ПКТ с боекомплектом 2000 патронов
Note24
Болгарка – переносная электропила с большой скоростью вращения абразивного диска (пятнадцать-двадцать тысяч оборотов в минуту). Обычно используется для резки металла в труднодоступных местах