Речь диктора оборвалась на полуслове, и она ткнулась лицом в лежащие перед ней бумаги. Перед камерой замелькали чьи-то тени. Затем на экран опустилась картинка с новогодней елкой, украшенной радужными пузатыми шарами. А через час экраны телевизоров во всей стране погасли, чтобы уже никогда не загореться вновь.
25.12.20… 20.00. Уже сутки, как он покинул Россию. И все эти сутки просидел в отеле. Телевизор почему-то погас, тратить деньги в баре было бы большой глупостью, недостойной умного еврея, а потому, хотя гойский праздник его не интересовал, он решил прогуляться по своей новой малой родине. Б-г наказал гоев, это было последнее, что он узнал из сообщений телеведущих. Все кричали, что это конец света. Но он-то знал, что это Б-г очищает землю для избранного народа. И он приложил к этому руку. Надо же, в конце концов, посмотреть на дело рук своих? Он всегда знал, что он – особенный еврей, не такой, как все другие евреи. Может быть, он и есть мошиах? А что? По делам их узнаете их… и так далее.
Он отодвинул от дверей труп швейцара. Намокшая в черной жиже ливрея оставила на мраморном полу вестибюля жирный вонючий след. Открыл стеклянную дверь. На той стороне улицы стояла выгоревшая машина – длинный как нефтяной танкер, когда-то белый лимузин. Невдалеке стреляли. Его предупреждали, что в Нью-Йорке большой разгул бандитизма. Но чтобы так… Стоит быть поосторожнее.
И все-таки, как кружится голова. Наверное, от свежего воздуха.
Хроника конца света
Ночь с бешенной скоростью проносилась мимо. Бес сидел на краю крыла, во тьме его не было видно, и лишь рубиновые глаза, то разгораясь, то затухая, как искры адского огня на ветру, неотрывно следили за светлым овалом в фюзеляже самолета. Там, в чреве машины, под зеленой настольной лампой, на пластике, покрытом белоснежной салфеткой, стояла недопитая бутылка коньяка, радужным пузырем сияла тонконогая рюмка, лежали на крошечной тарелочке тонкие ломтики лимона.
А за гранью света и тьмы, находился тот, от кого демон не мог оторвать взгляд. Человек этот спал. Его широкая грудь, охваченная пятнистым кителем, мерно вздымалась, и вместе с ней поднималась гроздь разноцветных планок прямо над сердцем. Тусклые золотые погоны лежали на широких плечах. Лица почти не было видно, оно выглядывало из сумрака белым размытым пятном, но бес видел все: прямой нос с легкой казацкой горбинкой, почти совсем седые усы над узким и жестким ртом, потемневший от щетины подбородок, мощные надбровные дуги и высокий лоб, разрубленный поперек глубокой морщиной. Если бы взгляд мог пробить этот лоб, как пуля, злой дух давно бы сделал это. Но ему дано было лишь наблюдать.
Как ни быстро летела стальная птица, но солнце ее догоняло. Мрак на востоке побледнел, вспыхнул алой зарей, и, наконец, из-за горизонта выкатился огромный багровый шар нового солнца. Он осветил небо и землю, и маленькую серебристую искорку самолета, разрезающую поднебесное пространство. Его луч ворвался в иллюминатор, упал на закрытые веки спящего, проник под них и взорвался внутри яркой вспышкой. Он застонал и открыл глаза. Но, увидев, что это всего лишь рассвет, успокоился, и, словно умываясь, провел ладонями обоих рук по лицу, одним привычным движением пригладил волосы назад, еще больше оголяя залысины над столь ненавистным демону лбом.
Окончательно проснувшись, человек в камуфляже взглянул в иллюминатор. Демона, он, конечно, увидеть не мог, но зато отлично рассмотрел плоды его трудов: насколько с этой высоты можно было охватить взглядом пространство, все оно представляло собой мертвую пустыню расплавленного песка, спекшегося от адской жары в черную обсидиановую корку, блестящую в лучах восходящего солнца. Пустыню прорезало русло древней библейской реки, широкое, но почти сухое – лишь на самом дне протекал жалкий ручеек, обещавший иссякнуть под лучами жаркого солнца.
Там и тут по черному песку были раскиданы, словно норы гигантских муравьедов, огромные воронки. Даже с высоты в несколько тысяч метров их размер поражал воображение. Здесь, на открытых пространствах между двух рек была уничтожена многомиллионная армия, пришедшая с Востока…
Яркий луч вновь полоснул по глазам, и человек откинулся в кресло. Уже совсем рассвело, небольшой салон, обшитый кедром, наполнило солнце, поблек свет электрической лампы. Потерял свой янтарный оттенок коньяк, ломтики лимона засохли и лежали на тарелке, словно мертвые ракушки, выброшенные на берег прибоем. День окончательно прогнал ночь, убивая ночные грезы, как цунами, захлестывая самолет и его обитателей, стирая ночное забвение, возвращая к грядущим заботам.