- Мой заместитель, учу его работать, - представил он Севу бригадиру; заместителю указал рукой на спокойно сосредоточенного столяра, - герой Жуковских битв Лёша Колбасов.
Калбасов едва улыбнулся, он перебирал клёпки, задумчиво складывал в различные стопки нужные ему паркетины. Почти никак не отозвался на приход прораба, время от времени на строганной доске писал что-то карандашом.
Как вьетнамский паркет, лучше нашего циклюется? - спросил Пискун.
- Нам без разницы, что наш, что не наш...
- А ну Лёша расскажи, как всё-таки Александр Матросов накрыл немецкую пулемётную точку?
Бригадир показал ту же застенчивую улыбку, чуть приоткрыл губы, не переставал сортировать дощечки: - Поскользнулся, хотел сверху гранату кинуть, не удержался, повис, прямо на дзот упал...
Иван Иванович посмотрел на Севу, ...будто бы, сам ту гранату бросал.
- А вы что?
- Нас в атаку подняли, взяли мы ту высоту.
- Понял! - Пискун показал большим пальцем высоту, Колбасова спросил: - сколько лет тогда тебе было?
- Двадцать два.
- Столько, как тебе сейчас! Уяснил мужик, какие атаки твои ровесники делали. Иван Иванович стелил тусклыми глазами выразительное внутреннее сострадание, ему казалось: эхо той атаки бегает по этажам трикотажной фабрики.
- Лёша до конца месяца этаж должен быть убит.
- Нам лимонных клёпок не хватит, нечем рисунок удерживать.
- Есть красные, будут и белые - сказал Пискун - нам штурм прекращать нельзя, нужна содержательная победа. Для нас сейчас трикотажная фабрика важнее той вашей - матросской высоты...
Прораб поднялся на следующий этаж, стал санузлы разглядывать.
Рабочий с тёмными газосварочными очками на лбу, пробивал шлямбуром отверстие, для прокладки трубы дырку делал, бил по уже облицованной стене.
- Эй! Брак делаешь. Брак, брак!
- Да брат, да... - непонятно с чем соглашался трубопрокладчик.
- Какой брат?! Бра...ат? Бракодыр, мойдодыр! - повысил голос прораб. - Стена привозной плиткой выложена, а ты работу ломаешь.
- Я, что по хотению делаю, заставили - оправдывался сантехник.
- Того кто заставил - ко мне! Немедленно!
Пискун прошёл в следующее помещение, двое плиточников облицовывали кафелем длинную душевую.
- Отец и сын - Стёпины, - представил плиточников новому мастеру, Пискун. - Уходят на два часа раньше, работают без перекура и обеда. Старший Стёпин всю войну на фашистов работал.
- За все 1418 дней не было случая, что бы наш солдат без горячей пищи остался. Скажи Саша, сколько раз на день, ел твой немецкий куратор.
- За рабочую смену, пять раз с кофеем перекусывал.
- А вас как кормили?
- Только в обед. ...Баланду привозили.
- Уяснил, как немцы питаются. У меня тоже, на одном бублике весь день держится; это я, - сын погибшего победителя фашизма!?
Он махнул рукой, пошёл подниматься выше, ступал медленно, на площадке постоял, вроде к чему-то прислушивался. Замедленно давил бетонные широкие ступени.
Верхний этаж шпаклевали женщины, много шпаклёвщиц: на подмостях, внизу, под потолком на лестнице; увидев прораба, все загалдели разом.
- Так! Говорит только Дарий, все остальные молчат, - Пискун обнял, прижал к себе молодую голосистую маляршу, она вывернулась, с её головы сползла косынка, Дарий как раз молчала. Когда все притихли, пожилая толстая бригадирша, заговорила вроде сердито, а как-то тепло у неё получалось: