Хлястиков! Пилой слажено водить надо. Толщину спила одинаковыми плитами выдавать, соблюдать размер в два дециметра: не больше, не меньше.
Неора у тебя глазомер не хуже нивелира, держи слой укладки. Серый трамбуй надёжнее. Я по СНиПу заказчику сдавать буду. Сантиметр выше, сантиметр ниже - расстрел! Ровно всем работать! Не дёргаться! Не косить... Ровно ...о!
Шмулензон, - ломом разряжай глыбы кубовые. Удобство пиле создавай.
Пила всё время в работе, - не крутите цепь вхолостую.
Хлястиков нос вытри ты не в детском садике. Быстро всё делать, быстро. Все, ищут применение рабочему времени.
Что я сказал! - готовить пиле фронт работы. Назначение и порядок расчёта не менять, исполнять чётко, всё делать по моей расстановке.
Неора стёсывай сколы, они уклону мешают, слой должен плавно сползать, не закладывайте перерасход асфальтной стяжки. За ендовые не забывайте.
Хлястиков! Я сказал - не халтурить!
Волынкин, потом курить будешь, не отвлекаться на огонь спичек.
Иван Иванович беспрерывно с наклонённой головой ходил, вниз смотрел, непонятно, как всё замечал, про мастера забыл.
- Бригадир, заменить Хлястикова на пиле, он пыли извергнутой цепью боится, уже шататься начинает, может свалиться от хилости.
Площадь утепления мягкой кровли под присмотром прораба ползла быстро, голые плиты перекрытия одевались в пенобетонный слой, глыбы таяли, растекались по бетонному перекрытию крыши.
Время от времени, Пискун вытягивал руку, мерил часами как темп работы движется...
- Волынкин! Выключай пилу. Танковая атака закончилась. Работали ровно час, - Иван Иванович резкие окрики выпроводил заодно с гулом пилы. - Сделали больше, чем за весь вчерашний день. Вы что расценки забраковать хотите, или вам приказ 227 зачитать надо. У меня трибунала нет, я рублём рубать буду.
Волынкин и Хлястиков - вы поняли!?
- Котя, вот у тебя жена болгарка, или гречанка, - ты хоть что ни будь, с её языка выучил?
- Конечно: - Пари, пари, пари...
Деньги, деньги - повторил про себя Сева - значит, большие рублёвые наряды закрыть надо.
- Фима, твои нары под Солженицыным располагались, ты читал, что он написал?
- Зачем мне читать у него своё, у меня моё; мне канителиться не приходилось, я не политический, не стукач; сам пишет, пусть сам читает. У него в Америке имение. А я тут чёртом в смоле копчусь, паршивый рубероид клею.
- М... да, - похоже, Иван Иванович с ним согласился, он на мастера глянул, решил, что пора шумный растянувшийся урок заканчивать.
- До рубероида пока далеко, идём, - сказал он Севе, - у них своё у нас другое, нам уйма нарядов написать надо.
Спускаясь, Иван Иванович останавливался на каждой переходной площадке, смотрел вниз, словно разочарованный грибник на мухоморы, уже на земле у входа встретились с прихрамывающим опечаленным человеком. Он хотел в сторону уйти, замешкался, не рад встрече.
- Вот ещё один дьявол. Что такое Полищук, ты куда?
- На крышу...
- Решил с обеда работу начинать?.. А ну подойди ближе, что-то у тебя не то на лице. Ты что во власть разочаровался, душой заболел, устал сердцем?
Полищук задрал голову в высоту крыши, куда он хотел подняться, смотрел, словно ангела своего искал, рог свершения высматривал.
- Два дня даю тебе на восстановление линий семейного фронта, думаешь, Пискун только производство знает, я бытом тоже давно разочарован - сказал Пискун. Иди, улаживай ячейку общества, и не волнуйся, прогулов записано не будет.