- Это его киса научил... - раздался голос красавицы. Ах, что за голос, друг тут же встал. Друг который сидел за столом.
- Киса? - ощутив укол ревности, переспросил я.
- Да пришлось научить, - самодовольно сказал друг, - Он ужасно матерился. По поводу и без. Мы все думали, как бы его отучить и я придумал! Надо матерные слова заменить созвучными! А созвучные слова уже слух не режут и оскорблений никому не наносят! - и он снова уселся глядя то на меня, то на красавицу.
- Подожди, подожди, - медленно проговорил я, - То есть, если он матерится по другому, иначе, он значит по твоему не матерится вообще?
- Конечно! Он вообще не матерится. Слова не матерные и значит не содержат матрицу мата...
- Слова не матерные, но если он скажет, то он твою маму... - запальчиво произнес я, - Ну, это... самое... Ну, ты понял... Тут ведь что? Сказал он по другому, но смысл же сказанного не меняется. Он как хотел это сказать, он это и сказал! И это если еще не разбирать его пожелания. А то может он действительно этого бы хотел!
- Ну, ты загнул, - ответил друг, - Нет, дед так про мою маму не скажет... Наверное...
- Дибут твою мать, - выразился я, - Так уж и не скажет.
- "Звиздуны", - проскрипел дед, которому не понравилось, что его опять обсуждают, - "Дибут" вашу мать, расскрипелись! Вас "дибёт" матерюсь я или нет?! Это, глядь, не ваше дело! Я "Глять" с детства так говорю. И вовсе не ругаюсь! Я так "звижжю"! С детства "Глять", ясно?
- "Звиздец", - протянул я, - Друг, а ты его детства часом не лишил? - выскочила очередная нахальная шутка (вам же понятно, для кого я тут старался).
- А каких трудов, Кисе стоило его переучить, - вновь проговорила красавица, вздымая грудь. Ох уж этот "Киса"! Она определенно со мной заигрывала. На ревность, значит давила. Думает я с другом ссориться начну... Ух, стерва, "клепать" тебя.
- Молодец, друг! - хлопнул я его по плечу, показывая, что ценю, хотя я разве ценю? Дед как матерился, так и матерится. А я-то знаю, какая нехорошая энергетика у этих слов. Говорят, что, если русский споткнувшись матерится где-нибудь у себя в... "Дибунах", энергетика мата вырывается наружу, и какой-нибудь господин из Сиднея нет, нет да растянется на ровном месте на тротуаре и обязательно плохо подумает о русских. Да из-за этого нас и в Европе не любят! Я не одобряю. Дед какими бы словами не матерился, как бы их не заменял, а ту самую энергетику все равно в эти слова вкладывает. И откуда нам знать, не падала ли Английская королева на своем английском газоне во время важного приема, именно по этой причине. И неоднократно... Но это у меня опять всё поплыло, я опять подумал, как бы чего не сотворить в беспамятстве...
Однако, когда я понял, что мир существует, был тот же день, тот же зал, та же еда, но как будто бы уже следующий день. Но самым удивительным было то, что красавица сидела рядом со мной и гладила меня по коленке! Затем нагнулась к моему уху и прошептав:
- Мне было хорошо с тобой...- встала и ушла.
- Бог мой, - выдохнул я. Мир колыхнулся, как водная гладь, но усилием воли я удержался и никуда не провалился.
По лестнице спустился человек. Был он высокого роста, в старомодной шубе, окантованной мехом и блестящем черном цилиндре. Увидев меня, он остановился и приподняв за поля цилиндр учтиво произнес приятным низким голосом:
- Добрый день, молодой человек.
- Здравствуйте, - отозвался я.
- С вашего позволения я присяду, - сказал он не терпящим возражений голосом и усевшись воззрился на меня внимательным всепроникающим взглядом. Помолчали. Я невольно поежился (не каждый же день тебя так рассматривают).
- Будьте добры, молодой человек, ответьте на такой вопрос, - он приблизился ко мне и растягивая слова своим проникновенным басом прошептал, - Боитесь ли вы смерти?
Я вздрогнул. Самое странное, однако было в том, что этого вопроса я как будто бы ждал. Медленно собравшись с мыслями и что-то припоминая, я ответил:
- Когда чувствуешь боль, а ЭТО уже произошло, когда пытаешься пошевелиться, ибо жизнь - это движение и чувствуешь, как шевелиться рука, но понимаешь, что ты её уже не контролируешь... А потом со всех сторон начинает надвигаться лёд. Он сковывает тебя и твои ощущения... Остается боль, и она усиливается, но кричать ты уже не можешь. А движения тела продолжаются, неподконтрольные, судорожные, противные, они новой волной боли впиваются в мозг... Ты еще видишь лица людей, но не можешь их различить, зрение не фокусируется. Слышишь шум, но не можешь его разобрать. Может это ты сам кричишь внутри разрушенного мозга. Шум усиливается, боль нарастает, становясь невыносимой, потом вспышка... И вот уже не надо переносить боль и слушать шум... Потом...