– Это кошки, наверное, ― раздался из дома звонкий голос тринадцатилетней ученицы Эльса, Мелассы. Ученики много времени проводили в домах своих мастеров, но Харуун почему-то не взял её в расчёт.
– Не отвлекайся, ― велел Эльс, и в доме снова что-то зашумело. ― Крути вот так.
Выдохнув, король двинулся дальше, пригнувшись, проскочил под окном и, не разгибаясь, перевалился через следующий заборчик.
Перед ним маячила новая дверь ― в этом доме их всего было четыре, и оба этажа принадлежали одной семье, хотя всем остальным это было запрещено. Эта семья много веков защищала город от болезней и напастей и потому пользовалась всеми мыслимыми и немыслимыми привилегиями. Членам этой семьи позволялось входить везде, куда вздумается, занимать любые понравившиеся места, и никто не мог им в этом препятствовать.
Под ноги Харууну выскочил пёстрый комочек, за ним ещё один, и он, присев, погладил кошачьи спинки. Внутри кошачьего дома раздались шаги, и на порог вышел смотритель ― Бенни Тиркс, дряхлый старик сорока четырёх лет от роду, который занимался кошками сколько себя помнил и посвятил им всю свою жизнь. В руках он держал блюдо с мелко нарубленными крысиными хвостами и лапами, должно быть, это были останки тех крыс, которых сегодня принесли Нэм и Энни. Значит, у Альсы должны быть уже только что пожаренные куски мяса. При мысли об этом Харуун почувствовал, что голоден.
Не замечая его, Бенни прошёл чуть подальше и начал разбрасывать останки на землю. Почуяв свежую кровь, со всем сторон поднялось кошачье воинство. Белые, бесцветные, полосатые, пёстрые, рыжие и чёрные, гладкие и пушистые, они соскакивали с крыши, перепрыгивали через забор и бежали старику навстречу, кровожадно урча.
Кошек никогда не кормили досыта, но приучали к запаху и вкусу мяса грызунов. С крысами они справиться чаще всего не могли, и нередко бывало так, что очередной пушистик куда-то пропадал ― тогда Бенни говорил, что бесстрашного охотника инстинкт повёл вниз, под землю, на погибель, и оплакивал павшего воина. А вот с мышами и прочими грызунами кошки расправлялись беспощадно, натаскивая порой за ночь горку трупиков на порог кошачьего дома.
Не все кошки постоянно жили в специально отведенном для них доме. Часть из них выбрала своими обиталищами дома горожан, и не стоило сомневаться, что там они были привечаемы и обласканы.
– Кто здесь? ― спросил Бенни, подняв голову. Он был подслеповат, и ему часто помогал его ученик, Марти Ханс, который перенимал у него науку ― как ухаживать за кошками, как принимать роды, как лечить, как играть и развлекать, чтобы они не скучали. Но Марти здесь сейчас не было.
– Это я Харуун, ― сказал король. Он выпрямился и подошёл. ― Доброй воды, Бенни.
– Доброй воды, ― откликнулся тот. ― Не поможешь раскидать?
Немного раздосадованный задержкой, Харуун принял у него тяжёлое блюдо и разом высыпал его на землю. Урча, кошки набросились на еду, и от их пёстрых спин зарябило в глазах.
– Экий ты резвый, ― проворчал Бенни.
– Да я только мимо проходил, ― извиняясь, ответил Харуун. ― И как их не погладить?
Кошек он в самом деле любил больше, чем собак, и они были поприятнее, чем свиньи или чем безмозглые куры.
– И правда! ― просиял Бенни и, с трудом наклонившись, поднял на руки пёструю пушистую красавицу.
– Это Мила, ― безошибочно определил он. ― Посмотри, какая у неё блестящая шёрстка.
Харуун согласился и погладил кошку. Бенни не спрашивал у него, что была за тревога и шум утром, он вообще мало чем интересовался, помимо кошек.
– Придёшь на суд? Или на принятие в ученики? ― спросил Харуун.
– Даже не знаю… ― задумался Бенни. ― Альфреда вот-вот окотится, на Марти разве можно положиться?
– Нет, конечно, ― поддакнул Харуун. ― Можно я через дом сокращу?
– Конечно, проходи.
– Спасибо! Доброй воды! ― воскликнул Харуун и взбежал на крыльцо. Он попал в просторный дом, весь состоящий из одной комнаты. Наверх вела крепкая лестница. Внизу везде были дощечки для точки когтей, лежанки, домики, полки и гамаки ― настоящий кошачий рай. Харуун вышел в противоположную дверь, не потревожив двух кошек, которые в обнимку спали на одной из лежанок, и отправился дальше. Он отворил заднюю калитку и попал под большую покосившуюся яблоню.
Он преодолел пространство, любовно засаженное лекарственными травами, и попал на задний двор больницы. Поглядывая по сторонам, Харуун прокрался вдоль её стены, достиг окна и заглянул в него. Окно было открыто, и ему не составило труда сразу увидеть Туркаса, который лежал на хорошо устроенной постели возле жаровни. Было очевидно, что даже в тёплый день его бил озноб. Он был вымыт и, наверное, накормлен, и сейчас, хоть и исхудалый, он был больше всего похож на того Туркаса, кого знал весь город.