– Ты чего по земле ползал? ― спросил Марти, подбираясь к нему и опасливо заглядывая в лицо.
– Потерял кое-что, ― безэмоционально сказал Харуун.
– А я подумал, что ты у кошки еду отнимаешь.
Харуун промолчал.
– Альфреда окотилась, хочешь посмотреть? ― спросил Марти. ― Бенни сейчас с ней.
– Нет, ― ответил Харуун. ― Не хочу её беспокоить. Пойду, пожалуй.
Он направился к забору, перескочил через него и крадучись отправился обратно к больнице. Ему было все равно, что подумал про него Марти, который наверняка смотрел ему вслед.
Подойдя к окну больницы, он сначала заглянул в окно. Туркаса уже убрали в саван и теперь Анна сидела на краю кровати и спешно зашивала его. Она была одна. Харуун подтянулся на подоконнике, Анна вздрогнула, ахнула и выронила иголку.
Харуун приложил палец к губам, чтобы она не шумела.
– Тихо, ― произнёс он шёпотом. ― Не хочу заходить через дверь. Как снаружи?
– Повозку уже снаряжают, только ждут, пока дошью, ― ответила Анна шёпотом. ― Остен пошёл приглашать людей на похороны.
– Я нашёл куриную кость во дворе дома кошек, ― сказал Харуун, ― Остен может быть прав, Туркаса убили. Заставили выпить яд, а мясо для отвода глаз бросили туда, где его точно съедят.
– Что же делать? ― спросила Анна.
– Ничего, ― откликнулся Харуун. ― Просто будь осторожнее. Или забудь об этом.
Не было похоже, что убийца она, хотя…
– Если его отравили, какой это мог быть яд?
– Какой угодно, от многих трав можно умереть мгновенно. Ты думаешь, зря мы учимся различать травы?
– Вот именно, все, кто хоть раз выходил за стены, знают, как выглядят алый корень или инеистый мох.
– Их ещё нужно принести, ― неслышно сказала Анна, вновь берясь за иголку. ― И где-то хранить.
– Или вырастить, просто вырастить на крыше дома или где-нибудь ещё. Где-то найти…
– Конечно, не думал же убийца, что Туркас вернётся, не готовился же его отравить.
– Это всё ещё очень зыбко, кроме косточки, у меня нет подтверждений.
– Кого ты подозреваешь в убийстве? ― спросила Анна.
– Много кого. Например, тебя.
– Меня?
Анна снова прекратила шить, уставилась на Харууна прозрачными глазами.
– Ты была с Туркасом, ты толкла что-то в ступке, ты могла напоить его ядом и уйти.
– Я этого не делала…
– А если вспомнить, какая ты была на церемонии…
– Я этого не делала! ― крикнула Анна с неожиданной злостью. ― Если тебе напела Джанин, то я в этом не виновата! Я врач, а не убийца!
– Тш-ш! ― заволновался Харуун. ― Не кричи, я тебе верю. Зашивай, остальное моя забота. Про наш разговор молчи. И вот что…
– Что?
– Не торопись.
Харуун спрыгнул обратно на улицу, попетлял задворками, едва пролез в щель между домами и вышел на улицу, оглядевшись и убедившись, что никто не заметил, откуда он явился. Он бросил взгляд в сторону больницы, которая осталась довольно далеко. Перед ней действительно стояла повозка, возле ― двое стражников, и народ уже собирался, чтобы участвовать в церемонии. Не то чтобы многие хотели проводить Туркаса в последний путь.
Харуун пересёк Вторую, снова сунулся в щели, проулки и через огород добежал до дома Леа на другой стороне улицы. Он ворвался в него, по обыкновению, быстро и без предупреждения.
– Стучать надо! ― рявкнула Леа. Она стояла спиной ко входу и готовила обед. ― Сядь. Что ты хотел?
Харуун плюхнулся на ту табуретку, на которой сидел утром, и прижался затылком к стене. Затылок гудел. Он откупорил флягу и отпил из неё. Вода принесла небольшое облегчение.
– Послушай меня, ты, затворница, ― сказал он. ― Слышала, что Туркас умер?
– Слышала.
– Я должен участвовать в похоронах.
– Если похороны будут как обычно, то разумеется, ― подтвердила Леа.
– Не как обычно мы не придумали, ― отозвался Харуун. ― Пока нас не будет, вот что должна будешь сделать ты…
– Погоди, ― прервала Леа. ― Разве пока процессия не вернулась, все не должны сидеть тихо по домам?
– Они и будут сидеть тихо по домам! А ты будешь обходить их со списком.
– Каким списком?
– Списком жителей, поимённым! Вон у тебя заготовлен, я знаю! Возьми чистый, для учёта воды.
– Так, и что я должна буду делать? Не воду же учитывать, ещё следующий отчётный месяц не начался, мы же только сегодня закончили…