– У тебя опять ничего нет? ― осуждающе спросила она. ― Почему я должна обо всём заботиться?
Она протянула узелок Харууну.
– Перекуси, ― сказала она, ― тут хлеб, яйцо и остатки подливки.
Харуун развернул узелок. В нём лежали два куска хлеба, между которыми была намазана подливка и раскрошено яйцо, сваренное вкрутую.
– Я без тебя есть не стану, ― воспротивился он. ― Бери кусок. И больше не носи мне последнее.
Они поели, разделив скудный ужин и запив его процеженной и вскипячённой водой.
– Как думаешь, ― сказала Леа, ― вправду ли нефильтрованную воду можно пить и не умереть?
– Попробуй, ― фыркнул Харуун и задумался. ― Если Туркас пил воду и выжил, может, так можно.
– Недолгое время, ― заметила Леа. ― Лучше не рисковать.
– Но о послаблении ты всё же думала?
– Любое изменение в законах должно быть тщательно взвешено и вынесено на голосование, ― твёрдо сказала Леа.
– Я с тобой согласен. Что думаешь по поводу предложения Трейвендеса?
Леа изменилась в лице и медленно опустила руку с недоеденным куском хлеба.
– Я не знаю, ― сказала она. ― Наше хозяйство выдержит прибавление как минимум десяти человек. По расчётам, лишних сейчас будет четверо, но ты знаешь, что зимой точно кто-то умрёт, а поэтому убивать ребёнка…
– Леа, это нарушение законов, ― напомнил Харуун. ― Не за это ли мы бьёмся? Чтобы закон соблюдали и чтобы он был един для всех. Мне предлагают сделать исключение, ― без перехода сообщил он.
– Исключение? Какого рода?
– Мне предлагают жениться и завести наследника. Как можно скорее.
– Прим? Я говорила тебе! Утром я то же самое тебе говорила!
– Ты не имела в виду прямо сейчас, а он имел.
– Вот как, ― холодно произнесла Леа. ― И кого же он тебе предлагал?
– Алексис, Тимат или Офелию.
– Ты согласился?
– Нет.
Леа смотрела на него с упрямством, и он знал, о чём она думает.
– Он о нас знает, ― сказал Харуун.
Леа вздрогнула и оглянулась, как будто кто-то мог заметить их прямо сейчас.
– Мы же были осторожны, ― растерянно сказала она.
– Были, но он знает.
Леа оглянулась снова, кусая губы, и вдруг поддалась отчаянному порыву.
– Женись на мне! ― проговорила она сбивающимся шёпотом, схватив Харууна за руку. ― Женись на мне как можно скорее!
Харуун медленно отнял руку.
– Прим запретил, ― сказал он. ― Ты мне слишком близкая родственница.
– Всего лишь троюродная сестра.
– Этого достаточно для отказа.
– Значит, это нормально ― сделать для тебя исключение и разрешить ребенка, а разрешить жениться на той, кого любишь…
– Леа! ― вскочил Харуун. ― Тш-ш! Не кричи так!
Он обхватил её и прижал к себе.
– Харуун, ― сказала Леа очень тихо. ― Ты говоришь, что закон должен быть един для всех. Ты боишься позорного бревна?
– С чего мне его бояться? ― спросил Харуун. ― Я ничего такого не сделал.
Она подняла на него глаза, полные слёз, и Харуун почувствовал, как его сердце ухнуло в пятки.
– Мы же… были осторожны… ― непослушными губами выговорил он.
Леа горько усмехнулась.
Вмиг ему стали понятны и её разговоры о женитьбе, и то, как она шла, стараясь не бежать, и то, как она омертвела, услышав предложение судьи убивать всех детей, которые родятся без разрешения.
Харуун глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя.
– Я что-нибудь придумаю, ― беспомощно сказал он.
Леа вырвалась из его объятий.
– Все мужчины так говорят! ― зашипела она, как разъярённая кошка. ― Но на позорном бревне будешь сидеть и ты вместе со мной!
Харуун ничего не успел ответить, до его слуха донёсся самый ужасный в городе звук ― удары молота по тревожной доске.
Медная дощечка заливалась на крепостной стене так отчаянно, что сразу было ясно ― городу грозит смертельная опасность.
Харуун и Леа переглянулись, потом Харуун схватил с печи нож и бросился наружу.
Что могло произойти? Нападение? Но кого? Рысь проникла в город и стражи её пропустили? Или другие чудовища лезут на жителей? Или пожар? Или дело в Кайре?
Весь город в мгновение ока высыпал на улицу, многие с оружием. Плакали дети, орали свиньи, квохтали разбуженные куры, метались огни плошек и светильников. Вот где пригодились заветы предков спать одетыми!
– Какой протокол? ― выкрикнул кто-то с истерикой в голосе.
По протоколу должен был быть объявлен план первый ― защита, когда все, кто мог, принимали участие в борьбе с бедой, а кто не мог, тот уходил в безопасное место. Тогда давали два длинных и два коротких удара. Был и план второй ― когда спасались все. Тогда чередовали один длинный удар и три коротких. Но сейчас в дощечку колотили безо всякого порядка, как будто делавший это стражник был охвачен безумной паникой.