Серая пелена с неба до земли… Самая лучшая погода для разведчика. Вроде бы темнеть начинает? Да, точно!
…
Темнело быстро. Семён вытащил из под себя нагревшийся ППС и вопросительно поглядел на сержанта. Тот не обратил внимания на его взгляд. Смотрел сержант в сторону немцев, а оттуда доносился довольно громкий разговор. Кто-то кого-то распекал, а этот второй оправдывался.
Ушакова как током ударило. Офицер! Как там сержант говорил? Раз в день - обход. Поймал, видимо, спящего и теперь ругается.
- Петрович… - тихо прошептал он.
Тот оглянулся.
- Там их двое. Не потащит же он с собой половину роты посты проверять. Смелого пуля боится.
- А если?.. Была, не была! Не ждут они, сейчас вечер. Макарик, готовь нож.
Амбал повернулся на бок, подтянул правую ногу и вытащил из-за голенища финку.
- Не стрелять! Понял, Сёма? По-тихому.
- Ясно.
Он первым подполз к замаскированной траншее. Заглянул в нее. Пусто… Вместе с Макаровым они бесшумно сползли в нее и двумя тенями, пригибаясь, бесшумно подошли к землянке. Сержант остался наверху. Вход закрывал кусок брезента. Макаров показал на него и прошептал:
- Подними. Я вламываюсь, потом ты.
Изнутри по-прежнему звучало два голоса. Один ругался, второй жалобно оправдывался.
Брезент взлетел вверх. Макаров исчез в темноте землянки и оттуда сразу раздался тихий, сдавленный крик. Ушаков влетел следом, в полутьме разглядел немца с ножом в груди, сползающего по бревенчатой стене, двух катающихся по земле людей, еще одного немца, лихорадочно передергивавшего затвор винтовки и изо всей силы, со всей накопленной за день злостью, он пнул этого третьего фрица между ног. Тот подскочил и рухнул, скорчившись. Свалка на полу тоже распалась. Макаров поднялся, встряхнул отбитый об фашиста кулак и, не оборачиваясь, сказал:
- Все-таки трое их было… Давай ремень и рукавицу. Быстро вяжем их и уходим.
Они связали двух оставшихся в живых немцев. Офицер, судя по погонам - капитан, первым пришел в себя и зло зыркал на них глазами. Рядовой, с которым столь жестоко обошелся Ушаков, тихо стонал сквозь засунутую в рот рукавицу.
- Ну что, падла? Сам пойдешь, или как обычно? - спросил у офицера ефрейтор. - Комм! Ферштейн?
Тот замотал головой.
- Понятненько…
Макаров без размаха вогнал немцу в солнечное сплетение кулак, вскинул на плечо согнувшееся тело и пошел к выходу. Следом Ушаков за воротник шинели тащил солдата.
- Петрович, принимай. Двоих взяли.
…
- Мы потом до утра в подбитом танке сидели, а потом снова до ночи. Фрицы пропажу обнаружили и начали садить минами по нейтралке. Всю ночь наугад стреляли и ракеты пускали, только днем успокоились. На следующую ночь к своим выползли. Потом каждому отпуск дали от комдива, пять суток. Петровичу “Красную звезду” пообещали, но он так ее и не увидел. Наверное кто-то из штабных сейчас ту “звездочку” носит. А нам с Макарычем - медали.
- И на груди его могучей одна медаль висела кучей!
Солдаты рассмеялись. Разведчик обиделся.
- Ты ее заслужи сначала!
- У него две, - сказал молчавший до того лейтенант-танкист. - И “Слава” третьей степени.
- Да ты что!? Давай, рассказывай, как оно было и за что дали.
Наводчик посмотрел в сторону склонявшегося к закату солнца, помешал палкой угли в костре и начал рассказывать…
Удачно попал
Чем хорошо в пехоте? Пехотинец все свое таскает на себе. Шинель, лопатка, винтовка, патроны - встал и пошел. Больше, чем ты унесешь, на тебя никто не навьючит. Конечно тридцать километров на своих ногах - не сахар, но такое все-же не так часто бывает. Как учит военная наука, пехота - единственный род войск, который может воевать без поддержки других родов. Даже кавалерия - и та требует подвоза корма для лошадей, а советский (если по-честному, то и немецкий) солдат и в этом не нуждается. В корме то есть. Ему можно выдать пять банок американской тушенки и этого хватит на неделю (опять же, если по-честному: пять банок на неделю - невиданная роскошь), но не вздумайте зажимать в наступлении водку!
И это второе, что хорошо: водку дают. Это еще с финской повелось и приказ этот издали по предложению наркома Ворошилова. В финскую к водке еще полсотни граммов сала давали. Нынче “наркомовские” наливают только тем, кто в наступление идет, но это уже положняк. Попробуй, не налей! Солдаты могут и вломить старшине, если зажмет. А поскольку без потерь в наступлении не обходится, то беленькой приходится гораздо больше, чем по сто граммов на душу окопного населения. После тяжелых боев даже солдатские вши - и те пьяные ходят.