Намного лучше дела обстояли, когда с далёких морей приходили на своих плавучих рыбоперерабатывающих заводах рыбаки. Вот когда у севастопольских шлюх наступали жаркие дни путины и косовицы. Возле причалов сутками дежурили дамы лёгкого поведения, готовых за весьма умеренную плату скрасить вечерок усталому и одинокому труженнику моря. В аптеках начинался бум продаж презервативов и клофелина. И то, и другое использовалось в огромных количествах. Рестораные халдеи и лабухи ходили с масляными и сытыми рожами, но не хамили, как совкам, а вежливо, по японски кланялись кормильцам и поильцам в пояс... Пока у тех не кончались деньги. После чего кормильцев безжалостно выбрасывали за порог заведения, а шлюхи одев на лицо постное выражение добродетели, опять становились добропорядочными строительницами коммунизма, невестами и женами мичманов и офицеров доблестных защитников социалистического Отечества.
Офицеры и мичмана и сами не давали маху на боевой службе, вкладывая свою полученную в Сирии, Анголе валюту в дефицитный ширпотреб, пользующийся большим спросом в стране Советов, которая погрязла в тотальном дефиците и намертво застряла в средневековом феодализме. Некоторые мичмана, пользуясь тем, что у них был свободный выход в город, ченчевали советские чирвонцы на золото, часы и другие быстроликвидные товары. По приходу в Союз отцы-командиры с большим трудом стаскивали с корабля огромные чемоданы и мешки с сэкономленными продуктами. Потом получив боны, шли в боновый магазин и отоваривали их там опять же на дефицитные товары. Джинсы примерно там стоили десять бонов, а на толкучке с руками отрывались за двести рублей, коньяк один бон и т. д. Кто не хотел связываться с барахлом (всё-таки элита флота) продавали боны по курсу один к десяти. Можно посчитать прибыль, которую они получали после этих коммерческих операций.
Удачно провернув свой небольшой бизнес, отцы-командиры приходили на корабль и с сытыми рылами, отрыгивая московской сырокопчённой колбасой и российским сыром, начинали воспитывать полуголодных и нищих матросов, у которых иногда и сигарет-то не было. Да что там сигарет, некоторые ходили без трусов и носков. Этим отцам-командирам никогда и в голову не могло прийти, чтобы купить и принести на корабль что-то из вкусного съедобного и поделиться со своими подчинёными. А ведь и от матросов немало зависело в походе и на боевой службе. Но нет зарплату; валюту и боны за боевую выплачивали офицерам, а матросам жалкие крохи - практически ничего.
Так чему удивляться, что некоторые сорвиголовы обносили офицерские каюты и склады, где те хранили свои припасы? Кто посмеет из матросов срочной службы их в этом упрекнуть? Только те из них, кто прицепив на свои погоны старшинские лычки, грел втихаря уши замполитам имея от них преференции - увольнения, отпуска, повышенный должностной оклад и т. д. А потом выйдя в запас и общаясь в интернете, они имеют наглость рассказывать о каком-то мифическом флотском мышебратстве, где все равны и офицеры и матросы срочной службы.
Прошу меня извинить, уважаемые читатели, что-то автора занесло несколько вперёд, и он ударился в философические рассуждения - вернёмся к сюжету рассказа.
Итак Лёха крутил педали и наслаждался чистым ночным воздухом. До Угольной бухты осталось проехать совсем немного, когда неожидано из-за угла на встречу ему выскочила машина и ослепив фарами, зацепила бампером колесо велосипеда. Лёха сделав кульбит перелетел через руль и больно ударишись упал в кусты, а от туда в какую-то глубокую канаву. Раздался звон бьющихся бутылок, скрип тормозов и машина остановилась.
- Ёб вашу мать! - вызверился Лёха. - Суки, уроды!!
- Да жив он. А ты говорил сбили на смерть. Слышишь, как ругается? - сказал кому-то вышедший из машины человек в форме милиционера.
- Ты где терпила? Вылазь, отвезём тебя в больничку. Или сам дойдешь?
- Сам дойду.
- Что-то мне голос твой знаком... Ты где живешь? А-ну вылазь.
- Пошли на хуй козлы, не вылезу.