- Не знаю я за братство. Но знаю, что на двери их склада написано «Осторожно радиация!»
- Далеко отсюда? - осторожно спросил Лёха.
- Палубой выше, как раз под его каютой.
- Ну, что давай ещё по глоточку и разбежались? - стал торопиться Лёха.
- Давай... Только я тебе ничего не говорил.
- А я ничего и не слышал.
Командир ККС «Березина» капраз Батурин стоял на ходовом мостике и с тоской расматривал в своей бинокль море. И з пятой точки где они встали на бочку стремительно разбегались корабли советской 5-й Средиземноморской эскадры и 6-о Американского флота.
- Бросаете сволочи, уходите гандоны! - выругался он.
Корабль, который ему обманом втюхали в бригаде УВФ, действительно оказался плавучей катастрофой, готовой утащить за собой на морское дно весь экипаж. Только они скинули ТАКР «Киеву» атомные ракеты и торпеды, как тут же потеряли якорь. Выслушав новость о том, что боцкомада утопила якорь, Батурин не сдерался и матерясь заорал по громкоговорящей связи:
- Ёбанный ты боцман Шепель!! Сучара, у тебя мыло блядь есть!?
- Так точно. Есть, товарищ командир, - жизнерадостно отозвался мичман Шепель. - Два ящика.
- Неси, сундук, ебать буду.
Выебать командир Шепеля не выебал, но пришлось две недели ждать, когда из Союза придёт водолазное судно «Коммуна», водолазы которой обшарив дно так и не смогли найти двухтонный якорь Холла, со стометровой якорь-цепью. Турки прослышав за этот казус, категорически отказались пропускать корабль через свои проливы. Пришлось всей боцкоманде выпиливать деревянный якорь. Выпилили, кинулись красить - не нашлось краски. По причине того, что спирта на корабле практически не осталось, кто-то выпил всю краску. Добавили в бочки с кузбасслаком соли, размешали палкой, отделили олифу с красителем от спирта и выпили полученную смесь. Услышав об этом технологическом прорыве командир схватился за голову. А тут ещё и кладовочку старпома обнесли. Аккуратно так обнесли - не нарушив целостности печатей и замков. Унесли всё спиртное, консервы, фрукты, колбасы и окорока. Подвесив зачем-то под подволок крысу. Старпом ходил чернее тучи, прикоснись и заискрится. Он приказал провести тотальный обыск по всему кораблю. Как и ожидалось тот обыск ничего не дал.
Так что пришлось боцману Шепелю самому выкручиваться - собирать по кораблю спирт и менять его на краску у стоящего рядом БПК. Морская взаимовыручка. И вот когда уже якорь повесили на место, неожиданно пошёл в разнос дизель генератор и загорелся. Пожар стал подбираться к складам с боезопасом.
Увидев, что «Березина», загорелась все корабли стоявшие в точке стали в спешном порядке уходить из неё. Мало ли что из боеприпасов хранится на складах «Березины». Гахнет так, что в радиусе десяти миль и костей не соберешь.
А в это самое время старшина группы ВТМ смакуя под шоколадку и апельсин молдавский коньячок «Белый аист», набивал своему подгодку и земляку Капто наколку. Услышав прерывистый рёв сигнала аварийной тревоги, он бросил всё и схватив спасательный жилет перескакивая через две ступеньки по крутым трапам выскочил на верхнюю палубу. В машином отделение по причине всеобщего похуизма загорелся дизель-генератор. Аварийная система пожаротушения почему-то не сработала, надо было лезть в машину и тушить его вручную. Тушить вручную его Лёха не собирался - не положено по сроку службы. Забросили туда молодых матросов из кормовой аварийной партии - набираться боевого опыта.
«Жить захотят - потушат», - задраивая за ними дверь, философически заметил командир кормовой аварийной партии лейтенант Мордасов.
И действительно - потушили. Что-то значит неуёмная жажда жизни. Корабль продолжал оправдывать своё название плавучей катастрофы. После очередной славной победы советского ообраза жизни, над проклятым загниващим империализмом, гда такого бардака на флоте не могло быть в принципе, Лёха Дигавцов вернулся к своему прерванному занятию- нанесению наколки. Набить татуировку впоходных условиях было довольно сложно. Сначала надо было придумать и нарисовать на листке бумаги рисунок. Потом скопировать его шариковой ручкой на другой листок. Листок мочиться водой и прикладывается к телу. Мокрый рисунок переноситься на кожу, подправляется и можно набивать. Машинок не было и поэтому набивали иголками с прикрученными к спичке и черной тушью. Довольно болезненный процесс. Абсцесса не было, но воспаление иногда выводило матроса со строя на неделю и потому Лёха набивал наколку в два приёма. Сначала пробивал одной иголкой контур с буквами и цифрами, а потом через дней десять, уже двумя, а то и тремя иголками тот контур затушевывал. Очень ответственный и сложный процесс. Наколка набивалась на всю жизнь и ошибаться нельзя было ни в коем случае. Чтобы не было так больно в клиента вливался стакан шила или флакон лосьона «Свежесть». Сам Лёха во время процесса никогда не пил. После - да, во время - нет.