Рассчитывать надо было только на свои силы, а если точнее на тех моряков, которых тушили пожар - в горящем машинном отделении, набитого ракетами с ядерными боеголовками корабля.
10
Пока вся аварийная группа, в машинном отделении, под задраенными дверями, ждала с нетерпением добрых вестей от своих спасателей.
Главный боцман корабля, почти офицер - мичман Шевел, сменившись с вахты, обнаружил у себя в хозяйстве, на баке пропажу, - исчез пяти тонный якорь Холла вместе со сто метровой цепью. Когда пропадал кузбас лак, то в принципе всё было понятно - боцмана его выпивали, смешав с солью. Но якорь - это, уже не вписывалось ни в какие рамки. Это был нонсэнс. Дело пахло трибуналом. Надо было находить либо новый якорь, что было здесь невозможно, либо искать старый, только не понятно где, или же найти объективную причину и виновника этого происшествия.
Короче говоря, зная крутой нрав старпома, старый вороватый мичман Шевел понял, что он попал и попал по крупному. В то, что его подставили, чтобы скрыть свои делишки - этого он понял, хоть и не сразу, но понял. Осталось узнать, кто это и зачем им это было надо. А по всему было видно, что крепко было надо.
Он не поленился спуститься на среднюю палубу и отыскав спящего в кубрике старшину своей команды Бакина, вылив чайник воды на спящего попробовал его разбудить. Бухавший сутки старшина, разбуженный таким беспардонным образом, не разобравшись в происходящем, зарядил, не раздумывая мичману в ухо.
Когда мичмана через полчаса отлили водой, старшину продолжавшего спать сном младенца, уже охраняли от его посягательств два подгодка.
- Пошел на хер сундук! - сказал один из них и добавил - если не хочешь добавки.
«Главному боцману корабля срочно прибыть на ходовой мостик!» - вдруг пролаял механическим голосом гавкунчик.
- Когда проснётся, передадите ему, чтобы зашёл ко мне по делу, - на ходу произнёс Шевел, потирая забитое ухо, выходя из кубрика.
- А не замотаешься пыль глотать сундучара, - пробурчал ему в след один из подгодков и, плюнув в след, добавил. - Вали, нахрен гандон.
На ходовом мостике, разбуженный сигналом аварийной тревоги и известием, что очаг возгорания не удаётся ликвидировать, а он наоборот расширяется, лютовал капитан 1 ранга Пулин.
После того как был подан сигнал бедствия и на него никто из стоящих в точке кораблей не отреагировал - не предложил помощь, а наоборот стали сниматься с якорей и уходить с точки, Пулин понял - надо немедленно принимать экстра ординарные меры.
На связь с Москвой времени не было, надо было принимать решение самостоятельно. Пан или пропал.
Терпящий бедствие и вот-вот сдетонирующий корабль, имеющий на борту кроме простого боезапаса ещё и ядерные ракеты, надо было бы отвести подальше от острова и открыв кингстоны, затопить.
Вызванные срочно на мостик старпом и командир бч-5 этот вариант отвергли. Как они сказали: «По причине не работающих котлов, турбины и нехватки времени».
Главный боцман мичман Шевел доложив, что спасательных средств хватит на всех и все они исправны, успокоился. Разбирательства по поводу потери якоря отменялись. Не до того. Живыми бы выбраться из этой каши.
Выслушав все доводы за и против, мнение пропойцы замполита, призывающего всех немедленно покинуть гибнущее судно, предварительно затопив его и тем самым спасти мир от глобальной ядерной катастрофы, в счет не бралось - кап 1 ранга Пулин задумался.
Когда он уже хотел отдать команду об эвакуации личного состава, на мостике зазвонил телефон. Докладывал командир кормовой аварийной партии каплей Мордасов.
Командир, чтобы слышали все на корабле, включил громкоговорители.
- Повторяю - очаг возгорания локализован, пожар ликвидирован. У нас потерь нет - пять матросов и лейтенант Упашкин, которые отравились угарным газом, отправлены в лазарет. Повторяю, пожар ликвидирован.
- Слава богу, - перекрестился коммунист командир корабля, а за ним, как по команде и все его офицеры.
А дока замполит тут же взял этот факт на карандаш. Авось пригодиться.
Над Средиземным морем вставало, не по-зимнему, яркое солнце. Чувствовалось скорое приближение весны. Природа оживала, не подозревая о том, насколько близко она была - к ядерному апокалипсису.
«Это не в кабаке дурковать»
НОЧНОЕ РАНДЕВУ
Предисловие: Создавайте легенды о себе. Боги начинали с этого. Станислав Ежи Лец
Вы никогда не замечали, уважаемый читатель, что резкие перемены погоды влияют на настроение? Не замечали? Я вот тоже до последнего времени не замечал, но зимняя слякоть и меня уже вывела из равновесия. Что-то мне захандрилось в этот зимний вечер и я ни с того, ни с сего вспомнил за свою юность, проведённую на флоте. Захотелось мне написать за него рассказ, ничем его не приукрашивая и не прилизывая. Я немного призадумался, а потом взял да и начал писать. Надо же, как-то с хандрой бороться. Уважаемый читатель, если Вы по фамилии ищите здесь себя или своих знакомых, хочу Вас заранее предупредить - рассказ художественный вымысел, все фамилии придуманы, и совпадения совершенно случайны. Вина не пил я Божоле. И баб не целовал французских, В проливе я Па де Кале Одеколон бодяжил русский. Он был мне слаще за вино. Что в кубки из бочонков льётся. А вместо баб я за оно...н Вы поняли, к чему ведётся? 1 Что-то заскрипело, потом затрещало и старый швартовочный резиновый кранец, не выдержав напряжения, лопнул, со звуком разорвавшейся ручной гранаты. Чайки кружившиеся беззаботно над причалом в Угольной бухте, подняв гвалт, улетели в более спокойное место. «Полундра братва!» - крикнул, старшина боцкоманды, мичман Шепель, выбрасывая за борт запасной кранец. К стенке, с приспущенным флагом на грот мачте, швартовалась пришедшая с очередной боевой службы, засуреченная и закрашенная шаровой краской, в пятой предзаходной точке, под Кипром, плавмастерская шестнадцатой бригады УВФ, Краснознамённого Черноморского флота, Держитесь севастопольские шлюхи, с морей пришли не видевшие почти год женщин, иссеченные солёными морскими ветрами и океанскими штормами военные моряки. Весь офицерский и мичманский состав корабля высыпал на ют и полуют, высматривая своих родственников. Как только были выполнены необходимые формальности, подписаны все документы и перегружены доставленные с боевой службы на Родину трупы, командный состав, загрузив в такси, свои чемоданы, с честно заработанным на боевой службе барахлом, рассосался с корабля по своим домам. Замполит капитан-лейтенант Шлангин, прихватив за какую-то провинность молодого лейтенанта Петрова, оставил того дежурным по кораблю, дав ему в помощники прослужившего полтора года старшину второй статьи Яковлева. Лейтенант, хоть и был молодой по службе, но дураком по жизни от этого не стал. Проверив вахтенного у трапа, и оставив в дежурке своего помощника, старшину второй статьи Яковлева, он выпил с годками, на камбузе чифира, отправился в самоволку к себе домой, не сдав табельное оружие. Какая там инструкция и какое там оружие, когда дома, одинокая, в холодной постели, его ждёт не дождётся, не траханая им год молодая жена. Проводив лейтенанта, Яковлев, достал книгу и, откинувшись на баночке, начал читать, получая удовольствие, от книжных похождений романтика кардинала и его недругов мушкетёров, мешающих ему волочиться за королевой. Когда уже Яковлев дочитал до того места, где кардинал должен был наконец-то уже впендюрить объекту своего вожделения, ход его мысли прервал дежурный у трапа: - Слышь, Яша, здесь две какие-то шлюхи просятся к нам на борт. Что делать? - Гони их нахрен в шею. Задолбали. Не успели прийти, как они тут, как тут. Что не могут дождаться, когда нас отпустят завтра в увольнения? - Иди сам и скажи им это. Они пьяные в хлам. И кажется уже не сами. - А ну-ка кто здесь, покажись!? - выйдя на полуют и подойдя к трапу, грозно спросил Яковлев, всматриваясь в полумрак, царивший на стенке. А там царило оживление, матросы плавмастерской предоставленные в эту ночь сами себе, устроили у трапа импровизированный базар, выложив пришкеренное от бдительного глаза замполита честно купленное и наченчованное в Сирии барахло. Покупателями были мичмана и офицеры с соседних кораблей. Ходовым товаром в Союзе считались джинсы, мохер и дивной расцветки американская кремпленовая ткань. И это, ходовое барахло, было вынесено на стенку матросами, прибывшими с боевой службы. Были забыты ураганные ветра и штормовые моря. Война в Сирии осталась далеко позади, пришло время - команде пить и веселиться. К ночному торговищу подтянулись вездесущие бабушки с улицы Ревякина, торгующие своим домашним вином и самогоном. Деньги вырученные за барахло, уже осели в их бездонных карманах, а самогон и вино, для удобства, перелитые в грелки, перебрасывались со стенки на ют корабля. Ревякинские бабушки, принёсшие вино, были женами и матерями офицеров и мичманов и по большому счёту, своей подпольной торговлей, подрывали дисциплину, но когда дело касалось выгоды, всё остальное отодвигалось в сторону. Такой же позиции придерживались и съехавшиеся со всего Союза на учёбу в Севастополь студенточки шлюхи мечтающие выйти замуж за моряков, а пока они уже успели проникнуть на корабль и своим развратным поведением могли в корне подорвать воинскую дисциплину. За