- Нам надо уходить, - встревожено сказал Тормах, - сейчас сюда набегут не только приспешники, но и ушастые. И тогда уже не отобьемся.
Капитан растеряно осмотре павших, затем резко подобрался, приняв для себя решение. И не трудно догадаться какое. Он примкнет к нашему отряду.
- Куда идем? - спокойным голосом собранного человека спросил он.
Я посмотрел на Тормаха, в данной ситуации он командир ему и решать. Но сдвинуться мы не куда не успели, один из бородачей подбежал и что-то быстро сказал, по лицу Тормаха было ясно дела плохи.
- Мы опоздали, маги выставили защиту, теперь не туда и не сюда.
- А чего так много огородили? - зло крикнул, один из уцелевших стражников.
- По всей видимости, маги и бутовщиков заперли, - капитан сказал тихо, но слышали его, пожалуй, все.
Это хорошо, значит у ушастых шансы на победу резко снизились. Маги определились на чьей стороне воевать? Остаётся надеяться, что так.
- Надо бежать, - твердо заявил Тормах.
- Куда? Тут за каждым углом зеленомордые, и я тебя уверяю они церемониться с не станут, - с ледяным спокойствием проговорил капитан.
- К моему брату, - предложил я, просто не видя другого выхода, и пока не посыпались вопросы пояснил, - городской совет наверняка под штурмом, казармы стражи скорей всего тоже. А вот особняк у моего брата что надо, даром что красивый. Нас примут, и мы сможем отсидеться.
Мой старший брат Ролан краса и гордясь семьи, с юных лет показывающий отличные результаты в торговле, и политике. Он в этой мешанине из интриг предательств, плавал как змея, в мытной воде грязной реке, убивая более мелких хищников, и уходя от более крупных. Надежда и опора отца, одна беда, еще с детства якшаться с выходцами из Ранхарского леса. Чем огорчает отца, но не сильно.
Принять он меня должен, покричит конечно, но примет родная кровь как ни как.
За отсутствием других предложение мы выдвинулись в путь. Впереди шел головной дозор, мы следом, подгорники хорошо ориентировались на городских улицах. Шли быстро и уверенно, иногда срезая путь через дома. Узнай об этом хозяева то взвыли бы от такой наглость, сейчас же можно, все спишут на демона и ушастых. Пару раз встретили мирных жителей те, прятались в домах свято веря, высказыванию -дом моя крепость. На нас реагировали, в полнее адекватно, то есть гневно и с опаской, но без всякой истерик. Три раза чуть было не столкнулись с бунтовщиками, но каждый раз удавалось скрыться из виду. Схватки нам не к чему, пусть с ними власти разбираются. Хоть мне и хотелось до дрожи в руках разредить пару зарядов их Грома, в головы ушастых уродов, но здравый смысл подсказывал. Будут жертвы с нашей стороны, а это нам не к чему. Но один раз все же вступили в бой. Хотя боем это трудно назвать скорей нападение из подтяжки. Убив десяток, мы приобрели одного ранено бородача.
Когда до дома брата оставался один квартал, со стороны затихающей битвы между магами и демоном прилетел огромный кусок дома. Среагировать мы не успели, осколки кирпичей, разлетелись в разные стороны, мне больно приложило в грудь. Я отлетел на мостовую, задыхаясь от боли и не хватки воздуха, пыль забила глаза. Я перекатился на бок, а в голове только одна мысли, нужно вдохнуть, через долгих десять секунд мне удались получить маленьких глоток воздуха с густо замешенный пылью. Я тяжело закашлялся, но продолжил засорять легкие грязным воздухом.
"Я умру от удушья", - в голове образовалась глупая мысль, и следом выскочила вторая, - "а не от меча, или стрелы. Глупо как-то".
Когда вернулась возможно нормально дышать, с новой силой вспыхнула боль в груди, на столько сильная что каждый вдох я отсрочивал до последней черты. Через какое-то время меня перевернули на спину, помыли водой, затем на грудь что-то положили, и боль отступила за ней вернулся воздух в легкие, и сознание прояснилось. Я попытался открыть веки, не получилась глаза были забиты песком. В руку кто-то сунул флягу, я кое как промыл глаза. Не убиваемый Тормах смотрел на меня из-под грязной маски пыли.
- Пей, - словно из-за стены послышался голос бородача, он подал мне еще одну флягу.
Сделал глоток, закашлялся, пытаясь выплюнуть, ту мерзость что пыталась проникнуть мне в горло, но чья та твёрдая рука сначала зафиксировала голову, а другая влила содержимое в рот. Я изо всех сил пытался не сглотнуть мерзкое пойло, но мне зажали нос, и я все же сдался. В желудок заскользило зелье, словно мерзкий слизкий угорь, но как не странно не тошнило. В животе похолодело, затем прохлада растеклась по груди, снимая остатки боли, и я почувствовал себя почти здоровым.
Страшно подумать сколько за несколько часов подгорники извели на меня, лечебных зелий и артефактов. А ведь они потом вполне справедливо могут спросить компенсацию. И не важно, что я их не о чем не просил.
- Вот так-то лучше, - сиплый голос Тормаха, отвлек меня от раздумий.
Я завалился на бок отдышался и собравшись с мужеством поднялся на ноги, тело пошатнулось, если бы не поддержка бородатого телохранителя, то снова бы оказался на земле. Щурясь огляделся. Вокруг хаус из кирпичей, разбитых окон и ошметков тел, и все это сдобрено толстым слоем пыли. И как не ужасно тишина.
- Что это было?
- Кусок стены прилетел оттуда, - глухо ответил Тормах.
И только сейчас я осознал весь ужас случившегося, из нашего небольшого отряда в живых осталось трое бородачей да я.
- Это все?
- Еще капитан живой, но его поломало сильно. Нужно уходить пока еще что не прилетело.
По командиру бородачей и не скажешь, что он потерял почти весь отряд. Говорит так словно на каких-то учениях, и по окончанию все встанут, поворчат, да пойдут получать нагоняй за плохую службу.
- Капитана не бросим, - мрачно сказал я.
Пусть я даже не знаю его имени, и знакомы то мы не более часа, но бросать боевого товарища это низость. Мы же сражали плечом к плечу. Тормах посопел, сверкнул недовольным взглядом, и кивнул двум оставшимся бойцам на ближайшую дверь, те спор ее выломали. Не особо церемонясь подняли капитана, тот не как на это не отреагировал словно мертвый, только высоко поднимающаяся грудь говорила об обратном. Мы выдвинулись дальше, первым шел Тормах, следим несли капитана, ну а я последний. Грома я держал двумя руками хотя отчетливо понимал, боец из меня никакой.