После фотографирования на память и для истории университета, мы опять сели в микроавтобус и поехали в банкетный зал хорошего ресторана, где нас ожидал роскошный ужин. Именно роскошный, поскольку блюда мы успевали лишь слегка попробовать, как их тут же сменяли другие. По-моему, здесь было представлено все меню этого ресторана с креветками, трепангами, медузами, крабами и прочими блюдами. Вино официантка наливала в мизерные рюмки-наперстки. С первым тостом выступил сам ректор, затем стали выступать проректоры.
Фото из личного архива автора
После них речь держал американский профессор, затем встал и русский профессор. Я заговорил на китайском, хотелось таким образом утереть нос и американцам, мол, знай наших, да и китайцам, которые как-то холодно отметивших заслуги представителей Советского Союза, работавших в Китае в 50-е годы, в становлении их государства и их нефтяной отрасли. Это было несколько шокирующим для окружающих, и после некоторого замешательства ко мне подскочил работник отдела Луань, который переводил с китайского на английский для американцев. Я сказал о том, что рад возможности познакомиться с известным университетом, что с интересом выслушал информацию об успехах университета за 40 лет работы. Подтвердил, что я вместе с коллегами из США постараюсь внести свой вклад в развитие университета, поздравил всех присутствующих с национальным Праздником середины Осени, передал наилучшие пожелания их семьям, и пожелал успехов коллективу университета. После моего тоста китайцы дружно загалдели между собой.
Сидели мы строго по протоколу, потому что перед каждым была табличка с его фамилией. Слева от ректора сидел американский профессор, справа русский. После моего тоста ректор поделился со мной секретом, что его жена наполовину русская, правда, не сознался, где и как он ее нашел. Ему легче было общаться со мной на родном ему языке, чего он не мог делать с американцами без переводчика. Затем стал интересоваться, где я изучал китайский язык, откуда приехал. Рассказал, что сам в прошлом году бывал в России.
Официальность ужина не смогли изменить ни упорно летающая над столом муха, ни дружные попытки принимающей стороны ее прогнать; ни некоторое замешательство европейско-американской стороны, когда в середине ужина вдруг были поданы крабы, которых просто невозможно было есть в такой обстановке, какими бы вкусными они ни были, поскольку для этого понадобилось бы есть их с помощью рук; ни появление в конце ужина на наших тарелках морских раковин с вареным содержимым, до этого я никогда не видел, чтобы можно было есть улиток. Справедливости ради следует признать, что они были вполне съедобными, хоть и безвкусными, а вот трепанги нам понравились.
Во время этого чинного обеда десятилетняя Дарина, сидевшая рядом с мамой и внимательно наблюдавшая за всеми, вдруг тихонько наклонилась к маме и довольно громко воскликнула:
– Мама, ты таракана съела!
Мама, которая в это время ковырялась в своей тарелке с неким экзотическим насекомым, которого она не знала, но считала, что раз все лежит на блюдах, значит, предназначено для употребления, не расслышала всю фразу дочки, но вздрогнула и вытаращила на нее глаза.
– Что?
– Ты таракана съела, – опять повторила Дарина.
Все перестали есть и уставились на эту пару, не понимая русского языка, но понимая, что произошло что-то необычное. Моя жена глянула на тарелку, где только что лежал полосатый кокон тутового шелкопряда, который она безуспешно пыталась разрезать ножом, а потом просто отправила в рот, чем и вызвала соответствующую реакцию дочери. Все заволновались, пытаясь выяснить, что случилось, опасаясь того, что какое-то блюдо было приготовлено плохо. Подбежала официантка, стоявшая до этого у двери. Мне пришлось спросить, какие же все-таки «животные» лежат на этом блюде. И мне объяснили, что это хорошо приготовленные коконы тутового шелкопряда, они вполне съедобны. Сам я все-таки не решился дотронуться до этой страсти, которая действительно выглядела как большой и полосатый таракан, только без усов и лапок.
Через три месяца состоялся праздник, посвященный католическому Рождеству. Во второй половине дня нас вместе с американцами вдруг вывезли в клуб университета. В зале посадили за столики и продолжили снимать на камеру нашу семью, при этом обидев американцев, у которых действительно был праздник, но их почему-то не снимали. Более того, американцы сами готовились к этому празднику. Они активно пели, танцевали, подготовили своих студентов, которые тоже выступали тут же. В конце праздника выкатили большой рождественский торт и предложили разрезать его тоже мне, как я понял, опять же для съемки. Чувствуя себя очень неудобно перед американскими коллегами, я попытался сгладить положение и пригласил участвовать в издевательствах над тортом господина Патерсона. Мы вдвоем с большим трудом накормили всех обитателей этого зала, приглашенных на праздник. Почти как Христос весь мир семью хлебами. Но главным апофигеем праздника почему-то стало исполнение песни «Подмосковные вечера» в исполнении всей нашей, прямо скажем, слабо поющей семьи и примкнувшими к нам китайскими коллегами.