Он впервые увидел ее смеющейся девочкой, балансирующей на шаре в центре толпы, бросающей монеты в шляпу ее отца. А десять лет спустя он нашел ее в питейном заведении, разносящей тяжелые подносы и выпивку. Он присел в темном углу, хмурясь от чужих рук, которые пытались все время поймать ее как птичку. В тугом кошельке было много монет, он бросил их ей в фартук, посоветовав начать новую жизнь. Она уронила фартук, а монеты, позвякивая, высыпались из кошелька. Он ничего не обещал маленькой девочке и не понимал, почему ее взгляд вспыхнул, узнав его в посетителе таверны. И почему он потух, когда он дал ей возможность бежать из таверны, в котором ее ожидала одна судьба.
Пожалел, он просто пожалел ее в тот день. Взял в свой дом служанкой. Хотя достаточно было шепнуть несколько слов и избавиться от пыли. А она вставала спозаранку, чтобы дом блестел от чистоты, возилась в саду и готовила вкусные блюда, будто желала быть нужной.
Он злился, что в его доме появился человек. Он мог забыть о ней на дни и недели, отправляясь странствовать. Пока не стал замечать, что каждый раз возвращается все быстрее домой. Он стал почему-то ловить ее взгляд или задерживать свой на ее юркой фигуре маленькой балерины и волнистых волосах цвета спелой пшеницы с рыжими прядями, выгоревшими на солнце. Затем он стал приглашать ее в кабинет и показывать диковинные вещи. А вечерами они выходили на террасу пить чай. Вернее, он пил всегда вино. А вот она в ужасе мотала головой, шепча, что служанке негоже сидеть с господином за одним столом.
Заставил, а не уговорил, а затем оплел историями, от которых она то вздрагивала от ужаса, недоверчиво качая головой. То бледнела – от описания чудовищ с тремя головами и хвостами змей. Прикусывала губы, чтобы не прыснуть от смеха, а затем приоткрывала их, учащенно дыша, когда он рассказывал истории любви.
В первый раз между ними произошло все так стремительно, что он не мог отдышаться. А утром он не застал ее в своей кровати, не было ее и в его доме…
Разозлился. Отпустил до вечера. Позволил поверить, что ему нет дела до ее бегства. Глупо, усмехнулся он. Сейчас он понимал, что все было глупо, но тогда он не мог поступить по-другому. А вечером он нашел ее в трактире – заплаканную и несчастную. Просто взял ее за руку, и она, как и год назад, пошла за ним, шепча, что уже не сможет жить без него. Он поверил, осознав, что тоже не сможет.
В этот раз она вернулась в дом не служанкой, а хозяйкой. Он поменял свой распорядок, чтобы больше времени проводить с ней. А потом стал брать ее с собой в странствия. Она радовалась, как ребенок, новым чудесам и мирам. Но затем они все больше находили радости в том, чтобы проводить время вместе. И она слушала его сказки, которые он сочинял только для нее...
За завтраком, она с улыбкой рассказывала свои сны – красочные и яркие, невероятные, но почему-то с ноткой грусти.
Волшебник слушал, наблюдая, как солнце запутывается в ее волосах. Был не голоден, но приготовленное ею ел.
После завтрака она, напевая песни, ставила тесто для пирогов, а он шел в сад, за которым находился ангар.
Он был стар и уже подслеповат – последний дракон во всех мирах. Его чешуя уже потускнела, хвост облез, а крылья потеряли былую мощь. И даже сокровища не радовали его взор.
Волшебник в своей бесконечно долгой жизни привык прощаться с друзьями. А дракон был верным другом. Когда-то он наводил ужас на людей, эльфов и гномов. Но он постарел, и однажды люди с базуками и лазерными катанами пришли за ним. Он умирал, истекая кровью, едва огрызаясь на заигрывания людей, жаждущих получить сокровища и омыть руки в крови дракона. Глупцы. Кровь умирающего дракона была ядовита. Но волшебник не позволил убить старого дракона. Он позвал его с собой и поселил в ангаре, желая сохранить последнего друга.
Они общались ментально – волшебник и последний дракон. Однажды, знал волшебник, он найдет в ангаре только тело дракона, которое предаст огню, чтобы ни люди, ни эльфы, ни гномы не смогли бы осквернить его. И чтобы память о драконе не исчезла вместе с огнем, он напишет еще одну сказку и, возможно, сохранит маленькую чешуйку в хрустальной шкатулке.
Сегодня они молчали. Дракон приоткрыл один глаз и тут же его закрыл, хотя его не слепило солнце и темнота. Он просто устал смотреть на мир, который давно его не удивлял.
- Я ведь спас тебя, - подумал волшебник.
- А я не просил меня спасать, - как всегда не сказал дракон.
- Люди не пощадили бы тебя.
- Я бы умер в битве...
- Твое время еще не пришло.
- Ты скажешь ей?
Этот молчаливый диалог они вели уже много лет. И всегда дракон обрывал разговор, требуя, чтобы его оставили в покое.
- Ты вспоминаешь того бродячего философа-плотника?
Этот вопрос застает волшебника уже у выхода из ангара.
- Га-Ноцри*? Да, я помню его, - подумал волшебник. - Стол из черной древесины, сделанный его руками, стоит в моем кабинете.
- Его ты тоже не спас, хоть и обещал.
Волшебник раньше ушел бы с обидой. Дракон специально воскрешал тех, кто молчаливыми тенями преследовали волшебника. Но осознание того, что вскоре в хороводе появится еще одна тень – дракона, тревожило волшебника так сильно, что он прощал дряхлому одинокому дракону его злые слова.
На террасе под потолком висело несколько масляных ламп, которые причудливо освещали стол с поздним ужином. В саду пели цикады и сверчки. А ветер подхватывал аромат вереска, и его терпкий аромат кружил голову.
В ее глазах мелькает удивление, когда она видит, что он принес из кабинета бутылку эля гномов. Последнюю бутылку, подаренную некогда королем:
- Дракон? - читает он вопрос в ее испуганных глазах.