«Ну же!!!»
Ёнч выстрелил опять. На опушке сверкнули огоньки ПТО, вспухли облачками дыма. И взревел мотор Ивковской самоходки. «Гад! Убью дурака!» Слева зашлась очередью ЗУ.
— Радек вперед!.. Стой!
Горели уже все три танка. Зато транспортер уже давил огнем один из ее пулеметов, а пехота не таясь рвалась вперед, на бросок гранаты.
Вешка вогнала бронебойный ему в борт под пляшущий огонек пулемета.
— Осколочный!..
Горбатый корпус после второго попадания плеснул огнем.
— Назад! — проорала упершись в рукоять прицела. — Радек шуми!
В этот раз сдавая назад наехали на дерево. Ствол развесистой крушины треснул-выстрелил и завалился назад, пенек проскрежетал по днищу.
— Стой!
Сорвала наушники. Тут же захлестнули звуки боя — хлопки гранат, частая дробь пулеметов и треск винтовок. Особенно густо слева. Где-то справа и сзади рвались мины.
В башню справа стукнул приклад.
— Командир!
Вешка подтянула себя вверх. Глянула в мрачное лицо посыльного.
— Вторую самоходку подбили…
Сердце земерло, пропуская удар, провалилось куда-то вниз. И опять застучало, отдаваясь в горле и висках.
— Что?..
— Подбили их…
— С экипажем что?!
— Водитель командира вытащил…
— Товарищ команди-ир! — слева из-за поваленного забора показался боец в форме. — Товарищ командир! У чугунки швейцы до домов добрались!
— На борт оба!
Уже свалившись на сидение и торопливо надевая гарнитуру, услышала стук обуви по броне. Щелкнула тангентой:
— Радек, через двор слева на улицу. Помник, готовь бронебойный! Зарядишь по команде!
Самоходка, ломая заборы и сминая кусты выскочила на единственную улицу. И почти сразу по башне часто застучали пули. «Убило?» — кольнула горькая мысль о сидящих снаружи. Но уже разворачивая башню навстречу стрельбе услышала яростный мат за броней. «Кто-то жив, догадается укрыться.»
— Стой! Помник, смотри!
Первую цель она сама углядела его раньше, чем закончила фразу — знакомый полугусеничный бронетранспортер медленно катил по околице. Пулемет его зашелся истерично-длинной очередью, засыпая самоходку горохом пуль. А за ним, на полдороге между выездом из просеки, где застыли подбитые в первой атаке машины, густо чадил убитый зенитчиками танк…
— Осколочный!
Пулемет на угловатой рубке «броника» захлебнулся вспышкой осколочно-фугасного снаряда. Почти сразу в десантном отделении что-то полыхнуло, превращая транспортер в погребальный костер. Метнулись прочь фигурки укрывавшихся за ним пехотинцев.
— Осколочный!..
«Три… Пять…Шесть…» — в какой-то момент она начала про себя считать выстрелы, вернее моменты нажатия на педаль спуска. Других мыслей не было, только желание вымести снарядами, словно метлой, добравшихся до околицы швейцев.
После седьмого по ее счету выстрела мимо с едва различимым за мотором и наушниками криком: «А-а-а-а!» — пробежали ополченцы, а от обугленных остовов вагонов их поддержали автоматные очереди.
А потом как-то сразу, вдруг, стрелять стало некуда. Только пару раз она видела серые спины пытавшихся сбежать врагов. Автоматные и винтовочные выстрелы успевали уронить их едва не раньше, чем Вешка успевала рассмотреть. Бой кончился. «Этот бой, со стороны опушки еще палят…»
— Радек, назад вдоль улицы, — горло саднило от едкой пороховой гари, — шагов пятьдесят, потом направо.
Потянула с головы опостылевшие наушники, возвращая себе слух, а вместе с ним и полноту ощущения мира. Пальцы мелко трясло. Живот вдруг свело яростным голодным позывом, а вместе с ним накатили слабость и тошнота. Рот наполнился густой слюной. Пришлось через силу, стискивая зубы, глотать.
Странно, но недавняя ясность, состояние «всепонимания», куда-то делось. Картина происходящего рассыпалась на фрагменты, и эта рассыпаность оказалась более мучительной, чем телесные неудобства. Борясь с этой мукой она всматривалась в прямоугольные линзы ПНП и шевелила ушами. И если слух давал цельное восприятие, то кусочки увиденные в оптике еще больше дробили реальность. Невыносимо захотелось высунуть голову. Пришлось бороться еще и с этим чувством…
Она едва дотерпела до того момента, когда самоходка свернула в намеченный ею двор — кирпичный первый этаж и рельеф закрыли от прямого выстрела. Ткнула ботинком в шею мехвода и полезла наверх, преодолевая предательскую дрожь в мышцах.
Земелов тут же заглушил двигатель и лязгнул люком. Высунулся из-за брони, Мошков. Гарнитуру он повесил на шею.