- Ёнч! Где Енч!? - заставила себя развернуться, едва не с ломая сжатое страхом тело.
Самоходка Ивкова чуть виднелась из-за угла дома на другой стороне улицы. От этого стало немного легче. Совсем немного.
Самолеты выли совсем уже близко. В деревне застучали пулеметы. Вешка готовая спрятаться за броню (ненадежную, но броню!) оглянулась на звук, но увидела лишь деревянную черепицу крыши, стену с дверным проемом и светлый фигуристый силуэт женщины на фоне черноты. И, забыв о себе, замахала на нее руками: - Ложись! Ложись! На пол!
Дух-дух-дух-дух-дух!.. Грохот авиационных пушек и двигателей перекрыл все звуки. Самолеты пронеслись, показалось, сквозь листву дерева и над опушкой резко ушли вверх, сверкнув солнцем от стекол кабин. На дороге кто-то кричал, захлебывались пулеметы. А Вешка смотрела, как в вышине крылатые одномоторные разбойники сделали плавный слаженный разворот и опять понеслись к земле.
- Командир, вниз! - Мушков дернул ее за штанину.
Вешка опять глянула на женщину в дверях. Та все так же стояла на крыльце и смотрела на самолеты широко распахнутыми глазами.
- Ложись!!!
Как отцепила провод наушников и оказалась на земле, Вешка и не запомнила. Врезалась в женщину, роняя ее вглубь сеней, рухнула сверху. Больно стукнулась во что-то коленом.
Дух-дух-дух-дух...
- Не торопись, помалу пей...
Вешка дернула ухом: "слышу". Ушам хорошо, чехлы с них сняты - серое от пыли переговорное устройство лежит на серой от пыли надгусеничной полке - нынче здесь все серое. Кроме ушей. И неба. Раскаленно-синего. Пустого. Пока...
Не торопясь, хлебнула еще чуть-чуть из ковша. Не потому, что над душой встал хмурый Мушков. Нравится. Пить маленькими глотками ледяную колодезную воду нравится. Та сначала выстуживает губы и десны до бесчувствия, потом растекается сладостью по языку и небу. Почти счастье... Первые глотки пришлось сплевывать - горло, словно, глина залепила. Залепила и высушила. До того, что свой голос не узнавала: точно птичий грай, надсадный и резкий. А под конец так и вообще пропал. Голос. И пришлось Вешке после рапортов и команд вернувшейся к своей самоходке стучать по броне сначала кулаком, а потом и рукоятью пистолета, призывая к себе экипаж.
- Полей, - она сунула ковш Мошкову. Усмехнулась: голос вернулся, но годился старику, не девушке.
В сложенные ковшиком серые ладони плеснулась сверкающая чистота воды. И тут же потемнела, выбирая в себя грязь и тепло. Пальцы быстро заколодели. Но Вешка продолжала тереть их под ледяной струей, пока цвет кожи не возобладал над чернотой. Только тогда принялась за лицо.
Воды не хватило, и Мошков убежал наполнять ковш. А Весна уперлась лопатками в металл самоходки, слепила веки и замерла прислушиваясь. К себе. К миру. В первый раз после налета. Сразу не получилось, некогда было. Да и не могла она тогда думать. Колотилась, стучала зубами, сердцем и исполняла вбитые училищем обязанности командира. Дрожь и сейчас жила где-то в глубине колен и ладонях. Неприятно. Но терпимо, как многое другое...
Что-то поменялось в ней. Умерло убитое пролетевшими мимо снарядами. Что-то появилось новое. Наверное, впервые, осознавая себя, Вешка не пыталась подобрать определения происходящему в ней. Слушала себя... вплетая услышанное в бессловесное знание себя... Так тусклый звяк цепи рождает знание о колодце...
Земелов закончил возиться внутри , стукнул ботинками по броне и подойдя привалился к борту самоходки рядом. Хрустнул соломкой курута.
Вешка улыбнулась. Подняла лицо к солнцу - недосмытая грязь на лице быстро схватывалась панцирем. Это чувство, как и боль в пораненной губе, были приятны - ощущением жизни. И тогда девушка улыбнулась шире, ломая образовывающуюся корку и наслаждаясь каждой трещинкой...
- Командир, - привлек к себе внимание мехвод. - Чего там?
Там. Вешка прислушалась к шуму с улицы и, словно, опять окунулась в горячую тучу пыли, газолевой копоти, лязга и командной ругани...
- Одну машину подбили в голове клонны. "Шестерку". И, вроде, никого не убило, - просипела вновь обретенным голосом. - Танкисты мост укрепляют. Для легких и для нас. А средние сейчас завернут на брод.
Радек хмыкнул.
- Будем подкатывать в хвост легкачам? Или здесь подождем?
- Здесь... Нечего толпиться в одном месте...
- Эт хорошо, - протянул Земелов.
Расслабиться решил. Вот только не все еще сделано.
- Хозяйка где? - Вешка прислушалась - у колодца стих звон цепи и забубнили приглушенные голоса.
- Девчушка? А ее дед в лес услал со скотиной. Почти сразу после налета прискакал. Внучку за косу и...
- ... А за вядром тяжко зайти?!. - донеслось от колодца громкое старчески-звенящее...
- Так не в дом же... - последнее слово Помник проговорил тихо, но Вешка поняла: "ломиться".
- В ограду вломились, могли и в дом!
Мушков что-то пробурчал в ответ. Вешка сжала зубы.
У колодца отчетливо звякнуло. Прозвучали сдвоенные шаги.
- Командир, вода, - Помник брякнул ведро едва не под ноги девушке. Плеснуло шумно и сердито.
Прежде, чем открыть глаза, Вешка сколупнула грязь с ресниц.
"Девка".
Дед стоящий перед ней не произнес ни слова. Но все сказал. Лицом. Сухими сжатыми губами и резкими морщинами вокруг них. В бесцветных глазах под длинным кожаным козырьком древней чугуночной фуражки стремительно вытаивала ядовитая злость, оставляя после себя безысходность.
Вешка сморгнула. Жалеть деда сил не осталось. Но и сказать сразу в лоб, в эти тоскующие зрачки свою просьбу не смогла.
- Здравствуйте...
Ничего лучше не придумалось. Нет, слова-то были. Но что-то мешало... Как то чувство неловкой досады, что задерживало дыхание, когда Вешка проходила по раздавленному, белеющему щепой забору.
Старик вздохнул, дернув ушами и седыми усами. Вздрогнули коричневые пальцы опущенных рук. Справился с тоской. Загнал ее куда-то, опять отгородившись злостью.
- Здравствуй... те... - последний слог выдался резким, нарочитым. Вместе с этим слогом рыжие носки стариковских сапог развернулись наружу, хозяйски утверждаясь на земле. Дед забросил и сцепил руки за спиной и ссутулился, став похожим на цаплю (только сейчас Вешка поняла, что он выше ее больше чем на голову). С присвистом выдавил: - Защитнички, да.
Сразу пропала преграда, мешавшая говорить. Вешка толкнулась лопатками от брони, подняла ладонь к виску. Прокаркала:
- Линком Бронева. Прошу оказать помощь в захоронении нашего боевого товарища...
И едва дождавшись кивка принялась за дело.
Молча, в четыре руки Вешка и Радек отстегнули сверток с телом. Уже вместе с Помником сняли с брони и положили под стеной дома. "Прости, Люб, нам дальше надо". Опять заболела прокушенная утром губа... Вешка развернулась к старику - подошел и стоял рядом, молча кусал ус все так же сцепив руки за спиной.
- Сейчас командир старосту приведет, - смотреть на селянина не хотелось. - Оформим. Похороните по-человечески.
Дед вдруг расслабил плечи. Ссутулился еще больше. Кивнул.
- Как звать-то?
- Линком Люб Дивов.
Узловатые пальцы ткнулись в лоб и плечи: "Во имя Отца, Сына и Духа".
- Похороним, будьте покойны...
Когда старик поднял на нее взгляд, что-то мелькнуло в тусклых глазах, напряженной морщиной пролегло меж белых бровей. Незнакомое еще Вешке. Не пережитое.