Быль. Как там в песне…
То, что было не со мной – помню…
Было обычное утро. Утро обычного субботнего дня. Стояла ранняя осень. Та пора, когда уже не пойдешь гулять легко одетым, но и тёплая куртка еще не нужна…
Была середина 80-х годов… По улице города, что находился на территории Белоруссии, шел автобус. Обычный автобус, перевозивший прилетевших в город пассажиров из аэропорта в центр города.
Все пассажиры в автобусе чем-то напоминали друг друга. Это были люди, либо прилетевшие в этот средний по величине город в командировку, либо возвращающиеся из командировок домой. И лишь один резко выделялся из них. Это был мужчина лет 60-ти, возможно, чуть старше. Обычный вроде мужчина, одетый в костюм и плащ… Но… весь седой. Весь.
Возле моста, у реки, что разделяла город на две почти равные части, автобус остановился и этот седой мужчина вышел на остановке.
Возле моста, рядом с остановкой, сидела одинокая бабуся с букетом полевых цветов. Видимо, надеялась, что кто-нибудь у неё этот букет купит. Рядом стояли милицейские «жигули» ДПСников. Два сержанта полусидели-полулежали на сиденьях машины.
Было обычное, тихое, субботнее утро ранней осени середины 80-х годов в обычном городе на территории одной из западных республик Советского Союза…
Мужчина остановился у бабушки, достал деньги и, не торгуясь, купил у неё этот букет. Затем он пошел к мосту, остановился у входа на мост и долго стоял, молча глядя на воду.
Один из сержантов, сидевший на пассажирском сиденье, насторожился.
– Глянь, Вань, он не топиться ли собрался? – сказал он водителю.
– Да нет, Вась, не похоже, – ответил тот. – Давай посмотрим, что он будет делать.
Мужчина, постояв, начал медленно и аккуратно спускаться по склону реки к воде.
– Смотри, смотри, он вниз идет. – Сказал Василий. – Как бы чего не вышло…
Мужчина, наконец-то, спустился к реке. Он поискал какое-то определенное место, и, когда нашел его, встал там. Встал, как по стойке «Смирно», ровно и прямо, глядя куда-то вдаль.
Сержанты, увидев это, вышли из машины и начали, не спеша, подходить к мосту.
Мужчина, постояв так, подошел к самому берегу и опустил цветы в воду. Он подтолкнул букет, так, чтобы тот поплыл по течению.
Сержанты начали спускаться к воде, к мужчине.
А мужчина опять встал «Смирно» и начал что-то говорить. Но тихо, как будто сам с собой.
– Что это с ним? – Спросил напарника Василий.
– Сейчас подойдем и спросим. – Ответил Иван.
Они, наконец-то, подошли к мужчине, который все так же задумчиво стоял прямо у кромки воды.
– Извините, гражданин, а что это Вы тут делаете? – спросил его Василий.
Мужчина, словно очнувшись, оглянулся и, наконец, увидел сержантов.
– Стою. Смотрю. Вспоминаю.
– О чем это Вы? – спросил его Иван.
– А вот, видите на той стороне, на пригорке, развалины?
Сержанты вгляделись. Точно, на другой стороне реки, на возвышенности виднелись остатки какого-то сооружения времен войны. Это что-то, по-видимому, было взорвано еще давным-давно. Уже после войны это пытались снести бульдозером. Но, так и не смогли разобрать эту «кашу» из металла и бетона.
– А что это было? – Спросил мужчину Василий.
– Это был ДЗОТ – долговременная защитная огневая точка.
– И что же тут случилось? – Теперь уже задал вопрос Иван.
– Тут. Ничего необычного… Хотите, расскажу? – Сказал мужчина.
Тогда, осенью, мы продвигались с боями по этой земле. Наш батальон должен был пробиться до реки, преодолеть её и освободить город от фашистов.
Мы преследовали противника до этой реки. Ночью переплыли с этого низкого берега на ту сторону реки. И утром, с восходом солнца, начали карабкаться по вот тому высокому откосу наверх.
Наш батальон… Да какой там батальон… То, что осталось от него… Меньше роты. Так вот, мы выползли по тому откосу наверх и поднялись в атаку. Но… тут заработал пулемет. Вот из того самого ДЗОТа. Там сидел немецкий пулеметчик. С той высотки он контролировал всю окрестность.
Он «косил» нашу цепь. Мы залегли.
И вновь поднялись в атаку. И вновь он легко расстреливал нас. Как котят.
Мы опять залегли. И опять поднялись. И опять убийственный огонь. И вновь мы лежим.
А до ДЗОТа всего-то … недалеко… Лежим, прижав голову к земле… И слышим его смех. Наглый, уверенный в себе смех. А мы лежим…
И так мне обидно стало. Не помня себя, вскочил, забыв автомат, и побежал к этому пулемету. Бегу, ору, руками машу.
А фашист, увидев меня, еще пуще захохотал… Еще бы – он видел бегущего безоружного парня, орущего что-то непонятное и смешно размахивающего руками. И он замешкался, не стал стрелять. Видно, интересно ему было, чем это все закончится…