— Кроме того, я хотел бы извиниться перед моим братом Кевином, — и, повернувшись к нему, воодушевленно произнес: — Прости меня, Кевин. Я поступил плохо.
Раздался шквал аплодисментов. Его покаяние всех растрогало, ему восторженно рукоплескали.
— Браво, Баз!
— Молодец!
— О, Баз, — Керри блаженно улыбалась. — Это было очень любезно с твоей стороны.
Она гордилась старшим сыном. Он уже почти взрослый и умеет осознавать свои ошибки.
Кевин сначала растерялся. Он не мог поверить, что самодовольный, эгоистичный Баз искренне раскаялся и осознавал свою вину перед ним. Это просто невероятно и на него совсем непохоже.
И Кевин был прав. Такие хитрецы, как Баз, не умеют раскаиваться или признавать свои ошибки.
Садясь на свое место, Баз тихонько шепнул:
— Ну что, здорово я тебя подставил?!
На его квадратном лице мелькнула ехидная улыбка.
Гадина! Кевин пуще прежнего возненавидел его. Ведь толстый негодяй смеялся не только над ним, но оставлял в дураках и всю семью, искренне верившую ему и от души восхищавшуюся его благородным поступком.
— Кевин, может быть, и ты что-нибудь скажешь нам? — обратилась к нему мама.
И взгляды достопочтенных членов семейства Маккальстеров переключились на Кевина. Воцарилось всеобщее молчание. Баз и дядя Фрэнк ехидно улыбались. Им было интересно послушать, как упрямец Кевин станет просить прощения.
Но тот отнюдь не был глупцом и прочитал все это по наглым выражениям их физиономий.
Ну уж нет! Унижаться перед толстым уродом он не станет!
— Я абсолютно не сожалею о случившемся, — сказал Кевин и сразу заметил, как лица, смотревшие на него с ожиданием, перекосились. — Я сделал то, что должен был сделать. Он унижает меня, и я ему показал. О! Вы все такие дураки. Вы верите в его ложь. Он же смеется над всеми вами. И мне плевать на вашу дурацкую поездку во Флориду. Кому в тропическим климате придет в голову встречать Рождество?!
Кевин облегченно вздохнул. Теперь он все сказал. С чистой совестью он направился к выходу. Ему нечего было делать среди этих баранов, до которых не доходили здравые мысли.
Двоюродные братья и сестры оторопели. Кевин всегда был упрямым и, как говорится, мальчишкой «себе на уме», но подобной распущенности и сумасбродства они не ожидали услышать.
Миссис Маккальстер побледнела. Кевин всегда доставлял ей неприятности.
— Кевин, если ты сейчас уйдешь, тебе придется спать на третьем этаже.
— С удовольствием!
— Да, да! Со мной!
Очкастый Фулер потягивал пепси-колу и улыбался. Он мало что понимал в происходящих разборках, но подобные споры его забавляли.
Баз сидел в своем кресле у окна, опустив голову, изображая несправедливо обвиненного страдальца.
— Лучше бы придумали что-нибудь новое, — недовольно буркнул дядя Фрэнк.
Он бросил на племянника взгляд, полный ненависти. Гнусный заморыш! Он до сих пор не мог простить прошлогоднего Рождества. Только Кевина он считал виновным в том, что просидели весь праздник как на иголках, вызванивая по полициям и аэропортам. Ему пришлось самому оплачивать расходы по возвращению домой. Ведь Питеру и Керри было уже не до них.
— Смотри, не испорти мне опять путешествие, — прошипел дядя Фрэнк. — Твой отец хорошенькие денежки платит.
— Ах, извините, господин паршивый певец! Я не хотел испортить вам веселье.
Кевин хлопнул дверью.
Жаль, что он не видел перекошенные физиономии членов его семейства. От столь неслыханной дерзости у дяди Фрэнка побагровели уши. Он знал, что имел в виду Кевин, обзывая его «паршивым певцом». Ну и мерзавец! Будь он на месте его отца, немедленно отшлепал бы Кевина как следует. Но Питер не видел ничего серьезного в поступках сына. Резкие словечки и вспыльчивый характер он списывал на переходный возраст. Да и вообще считал лишней тратой времени обращать внимание на подобные выходки.
Все молчали, затаив дыхание, как на суде в ожидании приговора. Но и у Керри, и у Питера, и у Фрэнка как будто что-то заледенело во рту. Все трое только тяжело вздыхали. У них просто не было слов.
Баз покачивал головой.
— Трудный подросток. Да.
Внутри у него все ликовало. Он опять вышел чистым из воды. Все грешки само собой списались на дурачка Кевина. Так ему и надо! Ха-ха-ха!
Кевин лежал, уткнувшись в подушку, на чердаке и рассуждал о несправедливости жизни.
— Сплошные уроды! Придурки! Кретины! — так он величал членов любимого семейства.
Он вновь хотел остаться один. Как глуп он был тогда, поверив, что они исправятся и станут другими. Черта с два! Эти дегенераты не способны ничего видеть и замечать, а тем более не способны меняться. Лучше бы они не возвращались тогда.