Изабель в изумлении наблюдала, как оживает бильярдная.
Услышав голос Дэниела, женщина в золотых брюках повернулась в его сторону. Ее ярко накрашенные глаза округлились, и вдруг она, раскрыв объятия, устремилась к Бронсону:
— Дэнни, дорогой! Ты где пропадал?
Под мощным натиском ее торса Дэниел даже покачнулся. Потом смачно чмокнул ее в щеку.
— Рад видеть тебя, Элен. Как внучата?
— Отлично. Уже четверо, — ответила Элен, бросив взгляд на Изабель. — И еще младшая дочка ждет первенца в мае.
— Берегись, Дэниел! — крикнул один из стариков, сидевших у окна. — Скоро она обставит вас, Бронсонов, по количеству потомков.
Парень в коже приблизился к ним, и Изабель с трудом подавила желание спрятаться от него за спину своего спутника.
— Хай, Дэн! — Мужчины приветствовали друг друга как-то уж очень забавно — звонко шлепнули ладонью о ладонь. — Ну, как жизнь?
— Потихоньку, Фрэнки. Приедешь завтра? Фрэнки кивнул.
— Папенька хочет провести последний в жизни День благодарения в окружении всех своих родных и близких.
К ужасу Изабель, оба вдруг разразились громким хохотом.
— Боже, как вам не стыдно! — взорвалась она. — Разве можно? Это ведь кощунство!
Дэниел обнял ее за плечи.
— Дело в том, что Сэл говорит так с тех пор, как мне исполнилось пять лет, принцесса. Он здоров как бык.
— Мой папаша проживет лет до ста, — добавил Фрэнки. — И будет допекать меня, даже лежа на смертном одре.
— Черт возьми! — раздался голос из дальнего дверного проема, и в зале появился седовласый старик. — Поможет мне кто-нибудь с этой индейкой?
Когда они выходили из «Золотого кия», голова у Изабель кружилась. Бронсон погрузил в кузов огромную тушу индейки и помог принцессе взобраться в кабину.
— Держу пари, ты никогда не думала, что прокатишься в одной машине с птичкой весом в двадцать шесть фунтов, — сказал он, выезжая на трассу.
— Да, признаться, не думала.
— Ты, похоже, немного не в себе.
— Но у меня действительно голова кругом идет от всего этого.
Дэниел рассмеялся.
— Сэл не всегда такой. Просто сегодня он очень переволновался от встречи с настоящей принцессой.
— Он подумал, что я из Перу, — засмеялась Изабель.
— Этот старик, может, и не самый образованный в мире человек, зато самый великодушный.
— Как тебя угораздило с ним познакомиться?
— Это лучший друг отца. — Дэниел, стараясь не забывать о дороге, бросил на Изабель быстрый взгляд. — Они вместе учились в школе.
— И твой отец до сих пор водит с ним знакомство?!
— Мой старик и за несколько миллионов зеленых не расстанется со старым другом.
— По словам Сэла, ваша семья владеет чуть ли не половиной всего Нью-Йорка, — сказала Изабель, когда они миновали очередной ресторан, принадлежавший отцу Дэниела.
— Да, приблизительно.
— И каково же чувствовать себя настолько богатым?
— А каково чувствовать себя принцессой? Если никогда не знал ничего иного, то не с чем и сравнивать.
Она вспомнила, что ей рассказывали о карьере и об успехе Мэтти Бронсона.
— Я думала, твой отец сам пробивал себе дорогу.
— Да, верно. Но к тому времени, когда я основал свое дело, он уже стал тем, кем является сейчас. Так что мое детство, принцесса, отнюдь не было тяжелым и полным лишений.
— И что, все твои братья и сестры приедут на праздник к родителям?
— А в чем дело? Ты уже дрожишь?
— Еще бы, Бронсон. Ведь у тебя действительно очень большая семья.
— Ничего удивительного. Мы ведь католики.
Вскоре ему удалось развеселить Изабель рассказами о своих родственниках. В каждом он подмечал самую яркую, бросающуюся в глаза черту, и вместо портретов получались дружеские шаржи. К тому моменту, когда Дэниел перешел от братьев и сестер к их женам и мужьям, Изабель уже покатывалась со смеху.
— Так у тебя, наверное, есть еще и племянники с племянницами? — спросила она, побуждая его продолжать рассказ.
— Одиннадцать душ, — усмехнулся Дэниел. — Кэти, должно быть, просто спятит от радости, увидев тебя. Она мечтает вырасти и стать принцессой.
На глаза Изабель навернулись слезы.
— Надеюсь, ей повезет больше.
Но она прекрасно понимала, что маленькой Кэти уже повезло. Ведь у нее была любящая семья.
Отвернувшись, Изабель уставилась в окно автомобиля; казалось, она любуется мелькавшими за стеклом огнями. Но у Дэниела было обостренное чутье на женские слезы, и он сразу же понял, что принцесса вот-вот заплачет. Наверное, весь этот разговор о семье, да еще после недавней смерти ее отца, пробудил в ней такие сильные эмоции. Бронсон снова подумал о том, какие они разные. Причем дело даже не в жизненном опыте, а в том, чего они ждут от будущего. Дэниел воспринимал счастье как нечто данное и само собой разумеющееся. Принцесса же скорее всего не вполне верила в его существование. И может быть, так никогда и не поверит.