Обследовав поочередно все комнаты, она заглянула в шкафы и чуланы, под кровати, в каждое окно, осмотрела душ и туалет. Она была одна. Впервые в жизни ей не на кого было надеяться, кроме самой себя. Все это могло бы озадачить человека и в самом обычном положении, но в середине беременности… Редкая женщина решится на подобный эксперимент.
Перед отъездом в этот дом она сделала сонограмму. Лежа на кушетке, намазанная гелем, с прикрепленными к животу датчиками, вся в проводах, Изабель переживала глубокую сопричастность ко всему, что происходит с ее ребенком, живущим там, внутри, в глубине ее чрева. Перед этой бурей эмоций померкло все, что случалось в ее жизни прежде. «Будь здоров, малыш, — молилась она, пока вокруг нее суетились врачи, настраивая приборы и перебрасываясь шуточками. — Расти здоровым и сильным.»
— Итак, это начало четвертого месяца, — сказала ей потом доктор Маккэфри и определила дату рождения ребенка — двадцать восьмое июня.
Она хотела сказать, какого пола будет ребенок, но Изабель не пожелала это услышать. Ей было довольно и того, что дитя здорово. Все остальное зависело теперь только от нее.
Принцесса расправила плечи и пошла в кухню, чувствуя уверенность от того, что даже если весь мир перевернется, то уж по крайней мере она-то знает, как приготовить яичницу-болтунью!
— Только представь себе, Мэксин, — через несколько недель сказала она верной своей гувернантке. — Я легла в постель как обычно, а наутро вдруг обнаружила, что больше не влезаю в свои вещи!
В тот день они бродили по магазинам в Ист-Страудсберге, и Изабель подыскивала себе красивую одежду для будущих мамаш. Ей не удалось убедить Мэксин и Ивана, что еженедельные визиты — это слишком часто, они решительно заявили, что непременно будут закупать для нее еду и оставлять припасы на неделю. В результате после каждого их визита холодильник и морозилка трещали по швам, и Изабель даже думала, не устроить ли ей пир для всех соседей в радиусе десяти миль.
Сегодня Мэксин вела себя слишком тихо, во всяком случае, тихо для ее неугомонной натуры. Пока женщины выбирали одежду, Иван поехал в магазин, чтобы купить для своего «кадиллака» новые покрышки.
— Посмотри-ка сюда, Мэкси. — Изабель остановилась напротив модного магазинчика. «Крутые мамаш-ки», — прочитала она вывеску.
Ирландка в ужасе посмотрела на нее.
— В таком магазине ты ничего для себя не найдешь.
— Ну почему? Обязательно найду, Мэкси. Мне нужно что-нибудь эдакое, забористое.
— Какое, какое?
— Ну, как это сказать, — задумалась Изабель, — такое, с шармом. Стильное. Веселое.
Мэксин неодобрительно поджала губы.
— В тебе с детства воспитывали чувство меры и собственного достоинства, — сказала она вслед входившей в бутик Изабель.
— Меня вообще воспитывали как принцессу, — ответила она, любуясь шерстяным клетчатым джемпером и брюками. — Но времена меняются, Мэкси. Вместе с ними меняемся и мы.
— Он звонил.
Изабель сделала усилие, чтобы тут же не отвернуться от костюма.
— Когда?
— Сегодня утром. Перед тем как мы уехали.
— И что ты ему сказала?
— Что тебя нет, милая, точно так, как ты велела.
— Хорошо, — резко сказала Изабель. — Пускай поломает себе голову, чем это таким я занята. — Она сделала паузу. — Он говорил что-нибудь?
— Спрашивал о моем здоровье. Изабель моментально ощетинилась.
— Интересно! А о моем здоровье он, значит, не спрашивал? Ведь это я болела, а не ты, когда он уезжал!
Мэксин полезла в свою вместительную кожаную сумку и достала оттуда клочок бумаги.
— Вот номер телефона, милая. Позвони ему. И расскажи о ребенке.
— Мне бы хотелось, чтобы вы занимались своими делами, Мэксин Нисом. Если мне понадобится ваш совет, я спрошу сама.
— И перестаньте вмешивать меня в ваши дела, мисси. Может быть, я тогда и не стану давать советы.
Изабель выхватила бумажку из руки Мэксин и сунула в карман своих брюк. Станет она звонить Бронсону или нет — это ее личное дело.
— Учти, если ты посмеешь рассказать Дэниелу про мою беременность, я тебя просто четвертую!