Когда уезжала большая часть народа, мы, поддавшись общей волне, тоже решили уехать, хотя по билетам должны были лететь только через две недели. Мы долго метались: уезжать или не уезжать? Бегали к Атману советоваться. Он сказал, что решать нам. В конце концов решили уехать. Подошли к Рубцову и заявили ему об этом. Сказали, что поедем в Москву помогать Атману. Он посмотрел на нас и неожиданно эмоционально сказал:
— Какие же вы тупые… Не нужно никому помогать. Атман взрослый человек, сам справится. Побудьте здесь, отдохните. Успеете вы в свою Москву.
После такого неожиданно конкретного и адресного «наставления Гуру» мы не могли не остаться. На следующий день «ссыльные» девчонки уехали, а ещё через день уехали и Атман с Любой. Мы с Настей перебрались в их уютный домик и жили в нём до отъезда в Москву.
На Алтае я стал читать книгу Хакуина, рекомендованную Рубцовым. Хакуин был дзенским мастером и очень крутым мужиком, жившим с 1686 по 1768 год. В автобиографии «Дикий плющ» он рассказывает о своём пути. Вот отрывок, который навсегда врезался в мою память:
«Я хотел остаться неподалёку от Эгоку и иметь возможность изредка приходить к нему на „личную беседу“. Я не послушался его совета и отправился в близлежащее селение Синода, в храм Инрёдзи школы Сото. Некоторое время я оставался в дзенском зале храма.
В те времена там располагалось более пятидесяти человек. Рядом со мной сидел монах по имени Юкаку Едза. Он был старшим монахом и имел подлинное стремление двигаться по Пути. Мы выяснили, что наши намерения полностью совпадают. Мне чудилось даже, что я знал его уже много лет.
Вскоре случилось так, что мы вдвоём решили вместе погрузиться в медитацию. Мы поклялись не прерывать свои частные занятия в течение семи дней и ночей. Никакого сна. Никакого отдыха. Мы срубили из бамбука палку, своеобразный сиппей длиной в три ладони, и сели лицом друг к другу, положив сиппей меж нами на землю. Если один из нас заметит, что веки другого сомкнулись хотя бы на мгновение, то тот должен схватить палку и ударить другого меж глаз, — решили мы.
В течение семи дней мы сидели прямо, как ствол дерева, в полной тишине, плотно сомкнув зубы. Веко ни одного из нас не дрогнуло. До самого последнего мига ни одному из нас так и не пришлось взять в руки палку».
В одну из ночей был сильный снегопад, и всё покрылось снегом. Глухой, гулкий звук падающего с веток снега создавал впечатление совершенной тишины и чистоты. Я попытался выразить в пятистишии радость, которую тогда испытал:
«О, если бы я мог вновь
Услышать звук снега,
Падающего в темноте ночи
С деревьев Старого храма,
Что в Синода!»
Теперь вы понимаете, насколько он был крут? Семь дней, не смыкая глаз, они сидели друг напротив друга без пищи и воды. Современным ищущим такое и не снилось… Я решил хоть как-то приблизиться к подвигам Хакуина. К тому же Атман говорил, что нужно нарабатывать «волевой центр», и предлагал упражнение для того, чтобы посмотреть, кто на самом деле нами руководит. Нужно было поставить ноги на ширине плеч, вытянуть руки в стороны параллельно земле и простоять так пятнадцать минут. Мы, конечно же, кинулись выполнять. Встали с Настей друг напротив друга, поставили будильник на часах и вытянули руки. Минут через пять почувствовали, что стоять невыносимо, и Настя начала пищать и делать жалостливое лицо (говорить было нельзя). Я в ответ хмурил брови и заставлял ее мужаться. Она попищала и перестала. Что-то в ней переломилось и изменилось. Она встала ровно, расправила плечи и стояла так до самого конца, не опуская рук. Я же начал медленно, но верно «сдуваться» и под конец был похож на какого-то червя с руками. Тело мое извивалось и тряслось, ноги подкашивались, а руки неуклонно ползли вниз…
Вдохновлённый Хакуином, я сообщил Насте: дабы «закалить дух», нужно раз в день придумывать себе какое-нибудь испытание. Начнём мы с выделения астрального тела. Мы решили простоять полчаса у стены с закрытыми глазами. Чтобы нам никто не мешал, ушли из дома и оперлись на стену беседки, что стояла у пруда. Я поставил будильник на часах. Мы встали и закрыли глаза. Во время прошлого «испытания духа» рук я не опустил, но по формальным признакам, конечно, проиграл Насте. Меня это задело, поэтому на этот раз я решил, что не сдамся ни при каких обстоятельствах. Какое, к чёрту, Просветление, если я у стены полчаса постоять не могу?
Минут через пятнадцать начался кошмар. Меня пожирали мысли: «Опусти руки. Что за тупое занятие — стоять у стены? Чего ты хочешь добиться? Ты же знаешь, что это ничего не изменит. Опусти руки! Мне больно! Я умру!» Потом подул ветер, и я вспомнил, что мы пришли сюда после бани. «Ты простудишься! Прекращай этот цирк! Ты реально простудишься и заработаешь воспаление лёгких! Хватит выпендриваться, ты уже достаточно долго простоял. Есть здравый смысл. Ты занимаешься идиотизмом. Ты умрёшь! Ты умрёшь!» Но было и что-то, следившее за всем этим. Что-то беспристрастное и бессмертное видело все эти мысли. Я не знал, что это. Мы простояли ровно полчаса. Всё это время мысли то отступали, то наступали с новой силой. Под конец терпеть стало просто невыносимо. Но будильник прозвенел, мы отошли от стены и обнялись. Никакого астрального тела мы, конечно, не выделили. Потом мы пошли домой. По дороге я стал шмыгать носом. «Всё же простудился», — подумал я.
К вечеру простуда усилилась. Настя утеплила меня и всю ночь подкидывала дрова в печку, чтобы я спал в тепле. К утру благодаря её заботам я выздоровел.
Мылись в бане. После этого истязали себя стоянием на ветру у стены. Интересно. Но Антон начал простужаться. После обеда пошли практиковать. Я была на грани отчаяния и слабости, но доделала. К вечеру Антон заболел. Во мне поднялась дикая агрессия — из-за практик, наверное, и всех «подвигов». Пришёл Рубцов, пообещал с нами со всеми поговорить, но помолчал, половил мух и ушёл. Сказал Артёму, что всем надо уезжать. Никто не может понять, что это не шутка, поэтому все ржут. Маша хочет определённости, Андрей философствует, Тема говорит, что никуда не уедет, а нам хорошо. Мы открываемся Гуру, как можем. Хотя и непростительно медленно.
Завтра Сергей Рубцов уезжает в Москву. Весь день обсуждалась тема, что ребята ничего не понимают: их то гонят, то не гонят. Маша в шоке. Андрей, как всегда, блаженно улыбается и молчит, будто что-то знает, в чём я сомневаюсь. Вероника — «преданный боец», которого оставляют. Артём тупит в компе и хочет остаться.
Ночью я долго топила печку, чтобы Антон спал в тепле и выздоровел. Я счастлива это делать, что могу ему помочь и выразить свою любовь через действие. Потом, днём, я спала, а он практиковал. За обедом все ждали прощального разговора с Сергеем, он не состоялся. Мы попрактиковали в чудном лесу, собирая грибы, потом их почистили и приготовили замечательный ужин.… Мне здесь очень хорошо, я не хочу уезжать, но боюсь зимы.
За ужином разговор опять не состоялся. Ребята непунктуальны — сначала пришли не вовремя, потом вообще лениво разбрелись. Сергей смотрел на всё это с каким-то особенным отчаянием, разочарованием и унынием. Ушёл.
Ещё я прочитал в дневниках Рубцова про «трассу». Вот что он писал:
«Мы целую ночь ходили туда-сюда. Я ставил себе цель: пройти 45 километров. Прошёл я их или не прошёл — точно сказать не могу. Не в этом дело. Главное, что я упорно ходил: одежда мокрая, течёт как с гуся. Был февраль месяц, и в ту ночь случился невероятно сильный снегопад. Я по трассе туда-сюда прошёл раза два или три, потом физически уже не мог… До домика доползёшь (он находился недалеко), упадёшь, не раздеваясь, и лежишь… Сил нет встать, а еще надо ходить! Нет, не могу. Но я вставал и шел. Километров 45 прошёл. Около тридцати все прошли. Зачем это надо? Я и сам не знаю, говорю, но надо. Потом когда-нибудь трасса встретится, и жизненно необходимо будет её пройти… и мы её пройдём! Конечно, это я сам для себя больше говорил.