После буйных снегопадов пришёл Новый год. Ёлку сооружаю из большого куста сорняка, высохшего осенью, промытого дождями и высушенного суровыми морозами. Устанавливаю её на столе, и украшаем всё теми же бумажными кружевами, пароходиками и петушками. Даже большая пятиконечная звезда завершает ёлку, жаль только покрасить её нечем. В школе тоже поставили ёлку, настоящую, но игрушками она не лучше нашей: так себе, какие-то бумажные цепочки. 31 декабря после уроков – «утренник», и раздаются подарки – каждому по два небольших пряника, коричневых, со следами белой помазки сладковатого вкуса. Да и сам пряник сладковатый, как с радостью говорят те, кто не удержался откусить уже здесь, в школе. Но уже на утреннике пошёл слух, что пряники отбирают. Большие ребята, парни. Они окружили школу и отнимают пряники уже у ближайших изб. Хорошо тем, кого сопровождают старшие. Но ни у меня, ни у Юды нет старших братьев, у Юды, правда, есть старшая сестра, но она фельдшер и дежурит в медпункте. А у меня сестра, хоть и старшая, но всё равно маленькая и беззащитная. У неё тоже отберут. Молодец Юда – он выводит нас из школы через заднюю дверь. Уже смеркается, мы незаметно юркаем во двор ближайшей избы, хозяйская собака вскакивает было броситься на нас, но узнаёт Юду и дружески машет хвостом. Проминая тропинки в глубоком пухлом снегу, мы задами и переулками выходим на дорогу далеко от школы. Здесь уже нет больших ребят, и мы, счастливые, добегаем до своих изб, бережно придерживая в карманах драгоценные пряники. Ещё бы не драгоценные – мы привязываем их дома нитками и вешаем на ёлку. Теперь-то она у нас совсем настоящая!
Каникулы прошли замечательно, в избе тепло, и можно не сидеть весь день на печи. Немецкие дети куда-то исчезли, так же незаметно, как и появились. Наверно, их перевезли в какой-то более удобный дом, ведь здесь приходилось варить суп и кипятить чай в соседней избе и носить по морозу к столу. Да и сарая для нужды у нашей избы нет, на морозе и снегу это очень неудобно. Нам почему-то стало грустно, когда они исчезли. Зря мы так сторонились их, надо было научиться играть с ними. Ведь у них нет рядом мамы, а тётя Эльза слишком строгая. Даже и мы её побаивались.
Много лет спустя я наезжал командировками в Германию, чтобы участвовать в совместных экспериментах на протонном синхротроне в исследовательском центре Юлих. Ускоритель располагается в нескольких километрах от города. Неширокая местная дорога к нему идёт почти вечнозелёными полями, уютно упрятанная аллеей старых деревьев, – так же, как много веков назад, когда по ней ездили пышные кареты юлиховского герцога. Дорога уходила в лес величественных платанов, чтобы вскоре выйти к замку другого герцога. Сейчас дорога утыкается в лесу в сугубо современную стену из колючей проволоки, окружающую исследовательский центр, и, чтобы выйти к стенам и башням замка, надо сделать порядочный крюк в лесу вокруг центра. Я часто предпочитал попадать в центр не автобусом по основной дороге, а пешком по средневековой просёлочной. Однажды ранней весной я неосторожно выбрал этот путь, хотя накануне ухитрился подвернуть ногу, и она заметно ныла, когда я выходил из города. Наверно, утренняя прохлада не пошла на пользу слегка травмированной стопе, и я вскоре почувствовал, что идти, не прихрамывая, не могу. «Ну, ничего, – подумал я, – стесняться нечего, всё равно никого на дороге нет». И тут же невесть откуда взявшийся изящный BMW, обгонявший меня, притормозил. Guten Morgen, Herr. Sеtzen Sie sich mit mir, bitte. Ihr Fuss will es besser. – Guten Morgen, danke schön, es wűrde besser, natűrlich. Я неуклюже занял место рядом с водителем, немолодым мужчиной почти моих лет. Gehen Sie zum Forschungszentrum? – Ja, wirklich, ich arbeite dort. – «Вы, наверно, из России?» – неожиданно перешёл он на русский. «Да, но как Вы овладели русским так хорошо?» – «Неудивительно, я прожил большую часть жизни в России». – «Вы, наверно, приехали на землю предков после гибели СССР? И где Вы жили в России?» – «Почти всю жизнь в Барнауле. С того времени, когда мы после окончания войны уехали с Алтая». – «Вот это да, я во время войны тоже жил на Алтае, в каком краю Алтая жили Вы?» Он рассмеялся: «О, я не знаю этого, я был слишком мал. После войны, когда моих родителей освободили, мы переехали в Барнаул. Там я и работал, инженером, а сейчас уже на пенсии. А что делаете Вы?»
Я сказал ему, что я – физик-экспериментатор и веду один из проектов на ускорителе. «В Вашем возрасте? Не пора ли отдыхать?» – «Нет, не пора, меня интригует проблема, которой я занимаюсь, да и на пенсию у нас прожить трудно. Так что отдыхать пока некогда». Машина подкатила к пропускному пункту центра, и я попросил остановиться. «А как Ваша нога, не надо ли вызвать медицинскую помощь?» – «Спасибо, не надо. Здесь недалеко. Спасибо, что подвезли». – «Что Вы, что Вы, мне было приятно встретить почти соотечественника». Мы сердечно распрощались, и я пошёл к проходной. Ну и ну…. А не ему ли я подарил в Пугачёво бумажную лодочку? До сих пор жалею, что опасение показаться навязчивым помешало мне тогда укрепить это неожиданное знакомство. Но, главное, я просто стыдился выглядеть соучастником того, что мы, русские, позволили сделать со своей страной.