29 декабря на нашем левом стыке русские силой до роты вклинились в нашу оборону. В тот день сразу же после совещания в штабе мы с полковником Шаркани выехали в район обороны 9-й дивизии. За ходом нашей контратаки мы наблюдали с артиллерийского НП. Две наши роты при сильной поддержке артиллерии должны были отбросить русских за Дон. День выдался туманный и относительно теплый: термометр показывал только минус четыре. Контратака началась в два часа дня. Роты вышли к Дону. Однако радость наша оказалась преждевременной. Русские снова бросились в контратаку. Наши роты, понеся большие потери, отошли на прежние позиции.
31 декабря 1942 года на утреннем совещании в штабе нам сообщили:
«Командование группы армий «Б» придало венгерской армии 119-й немецкий дивизион САУ и 700-й противотанковый отряд. Эти подразделения были приданы 4-му корпусу, но временно находились в районе обороны 3-го корпуса, недалеко от населенного пункта Краснолипье».
В район Острогожска двигалась 26-я немецкая дивизия.
В тот же день вернулись из отпуска полковник Шиклоши и ефрейтор Вереш. Шиклоши сообщил нам то, о чем мы уже знали: с 1 января он уходит в отставку.
— Тогда зачем же вы сюда вернулись, господин полковник? — поинтересовался я.
— Потому что приказ о моей отставке еще не был подписан, — ответил Шиклоши.
Ефрейтор Вереш привез мне из дому от жены посылку. Он рассказал, что положение у нас в стране довольно тяжелое: введена карточная система, не хватает продуктов питания. Оказалось, что дома все неплохо знали о том, что творится на фронте, знали, что нас плохо кормят, что мы несем большие потери. Домашние переживали, беспокоились о нас.
Вереш посоветовал мне пока в отпуск не ходить, так как в Венгрии сейчас многих офицеров, которые осмеливаются говорить правду о положении на фронте, арестовывают. Салаши и его приспешники совсем распоясались и ничего не боятся.
В ночь под Новый год нам зачитали приказ, подписанный генерал-полковником Ференцем Сомбатхеи: главная мысль приказа — во что бы то ни стало держаться. Из этого приказа можно было сделать вывод, что начальник генерального штаба знает о трудностях нашего положения. В одиннадцать часов мы собрались в офицерской столовой встречать Новый год. Нам подали холодные закуски и по полбутылки шампанского на человека. В частях солдатам тоже раздали шампанское: по бутылке на каждого, кто был на передовой.
«Лучше бы прислали на фронт теплое белье, сала да палинки», — подумал я.
Ровно в полночь полковник Шаркани произнес праздничный тост, но настоящего новогоднего настроения ни у кого не было. Вскоре после полуночи командир корпуса и начальник штаба удалились к себе, а затем разошлись и офицеры.
1 января 1943 года. На первом совещании в штабе новый квартирьер корпуса сообщил нам о порядке получения пополнения. На участке нашего левого соседа — 7-го немецкого корпуса — железнодорожное полотно перешили на европейскую колею. Железнодорожные составы, предназначавшиеся 3-му корпусу, направляли на станцию Латная. Продовольственная база корпуса из Синих Липяг переместилась в Кочетовку. Это значительно сократило путь подвоза. Теперь можно было подвозить грузы на лошадях. Полковник Шаркани распорядился, чтобы 3 января с первым же составом в Венгрию были отправлены архивные документы и лишнее имущество офицеров. Офицерам было приказано оставить у себя только самые необходимые вещи. Нужно было торопиться со сбором вещей, которые уже 2 января должны быть доставлены в Латную.
Нам сообщили, что венгерский корпус находится на наиболее опасном направлении. На стыке итальянской и венгерской армий находятся две немецкие пехотные и одна венгерская бронетанковая дивизии, которые входят в группу Крамера. Артиллерия этой группы находилась на огневых позициях в районе 7-го и 4-го корпусов, но ее нельзя было переместить из-за отсутствия тяги.
После совещания начались лихорадочные сборы. Я просмотрел архивные документы, которые нужно было направить в Венгрию, и вместе с унтер-офицером Ковачем упаковал их. Затем настала очередь укладывать офицерский сундучок.
Второпях я уронил на пол фотоаппарат. Пришлось его тоже положить в сундучок. С этим же эшелоном ехал в отпуск мой денщик, ему-то я и отдал свои вещи. Настроение было такое, будто мы готовились к бегству. Это не ускользнуло от внимания начальника штаба, и на очередном совещании он не забыл нас заверить в том, что штаб корпуса ни при каких условиях Семидесятское не покинет.