После долгой паузы снова заговорил полковник Фаркаш. Он попросил генерала Штомма вместе с его штабом присоединиться к колонне, поручив ему командовать всей колонной, обещая, что он-то уж выведет всех из кольца окружения.
Генерал Штомм сначала колебался и уже, казалось, готов был присоединиться к группе полковника Фаркаша, но полковник Шаркани решительно запротестовал, и тогда генерал вместе с ним покинул школу.
Я хотел было последовать за полковником Шаркани, но не смог. Генерал-майор Дешео, Чатхо и Дардаи окружили полковника Фаркаша и, загородив дверь, упрашивали его отговорить Штомма от желания пробиваться самостоятельно. Фаркаш согласился и пошел уговаривать генерала, но генерал остался при своем мнении.
— Я не намерен и впредь подвергаться оскорблениям со стороны какого-то Зиберта. Сегодня утром он попросту выставил меня из дома в Олыме, — бросил генерал и вышел.
Я поспешил к колонне, так как полковник Шаркани торопил меня трогаться в путь.
Мне была понятна ненависть генерала Штомма к немцам. Здесь, на заснеженных просторах России, у меня было время подумать об истеричном ораторе, каким был для меня Гитлер. Я никогда не любил гитлеровских вояк, теперь я их просто ненавидел. Однако возможности раздумывать над всем этим у меня не было.
Я сильно отстал от колонны, пока прилаживал крепление к лыжам. Идти было трудно. Когда стало темнеть, наша колонна миновала холм с церковью в селе Первая Ивановка. Колонну я догнал у села Вторая Ивановка. Я быстро снял лыжи, так как начинался подъем, и побежал. Сани, в которых ехали Штомм и Шаркани, я догнал только на вершине холма, и то потому, что их задержал немецкий патруль.
Подойдя к саням, я услышал, как начальник патруля, немецкий лейтенант, довольно настойчиво объяснял генералу, что он получил строгий приказ никого не пропускать в западном направлении. Я хотел было с колонной объехать патрульный пост, но тут выяснилось, что через десять минут он сам снимется и уйдет на юг.
31 января, часов в шесть вечера, мы двинулись дальше. Справа и слева от колонны я выставил парный дозор. Светила луна. Мороз — градусов сорок. Ехали медленно. Иногда я проваливался по пояс в снег.
Когда мы отъехали километра три-четыре от ветряной мельницы, то услышали, как дозорный, шедший слева от колонны, вдруг закричал кому-то по-венгерски:
— Стой!
— Стой! — ответили ему по-русски.
И в тот же миг раздался выстрел. Кто-то громко вскрикнул. Я приказал колонне остановиться и поспешил к левым дозорным. Один дозорный стоял, держа винтовку на изготовку, а другой сидел на снегу, зажав рану в груди рукой. Забрав раненого на сани, мы перевязали его как могли. Неподалеку стояли стога сена. Колонна обогнула их и остановилась. Солдаты разжигали небольшие костры, чтобы разогреть на них консервы.
— У меня пропали консервы! — закричал вдруг кто-то.
— Нас окружили партизаны! — выкрикнул другой.
Началась паника, но мне довольно быстро удалось навести порядок в колонне.
— Нет здесь никаких партизан! — крикнул я. — А консервы ваши вывалились в снег, и только!
Солдаты, сделав факелы из пучков сена, стали искать консервы на снегу и нашли.
После ужина полковник Шаркани разрешил часа два отдохнуть в стогах.
Ефрейтор Вереш приготовил мне в одном из стогов очень удобное место рядом с собой. Прежде чем залезть в стог, я взглянул на часы. Стрелки показывали час ночи, — следовательно, было уже 1 февраля. Столбик ртути термометра упал до минус сорока двух.
Что-то не спалось. Мы немного поговорили.
— Вырваться из кольца русского окружения будет нелегко, — высказался ефрейтор. — Если найдем какую-нибудь щель, то проберемся. Господин капитан, о русских здесь, на фронте, да и дома, в Венгрии, я слышал много плохого. Не думаю, чтобы это было так! Они такие же люди, как и мы. И к тому же очень человечны! Плохо только, что, если попадем в плен, долго не вернемся домой… к семье…
Я задремал. Проснулся, почувствовав на себе что-то тяжелое: это ефрейтор разметался во сне.
Я вылез из стога, в котором, «этажом» выше, спали полковник Шаркани и старший лейтенант Бузинкаи — порученец генерала Штомма. Они тоже проснулись. Было три часа ночи. Кругом тишина. Шаркани решил, что нам уже пора трогаться в путь. До рассвета колонну вели майор Чатхо и Дардаи. Я передал Чатхо карту маршрута и компас и, закутавшись в тулуп, сел на последние сани. Часов в пять меня разбудил Дардаи, сказав, чтобы я принимал колонну, а то у него совсем закоченели руки и ноги.