Луна клонилась к горизонту, до рассвета оставалось еще часа два. Я вошел в голову колонны. Когда начало светать, мы выехали на какой-то перекресток. Через три километра снова перекресток. Я остановил колонну, чтобы правильно сориентироваться. Ко мне подошли полковник Шаркани, подполковник Кишхалми и порученец генерала Дешео.
Медленно вставало солнце. Вокруг простиралась заснеженная равнина. Я доложил Шаркани, что мы пересекли дорогу, связывающую Быково с Горшечным, слева от нас тригонометрический пункт с отметкой 231,6, впереди — Быстрик, Марьино, Троицкое и чуть сбоку село Ключ. В селах Быстрик и Марьино замечено движение автомашин в юго-западном направлении; кроме того, на улицах Быстрика есть танки.
— В селе немцы, — сделал вывод Шаркани.
— Вряд ли, господин полковник, — заметил я. — Очертания башен танков вовсе не похожи на немецкие, а автомашины наверняка русские. Посмотрите в бинокль. У крайнего дома стоит часовой, но ведь это не немец!
Через несколько минут из Троицкого по направлению к нам летел «кукурузник», стрекоча, как швейная машинка. На солнце отчетливо были видны красные звезды. Самолет начал кружиться над нами, а пилоты почему-то оживленно махали нам.
— В селе немцы! — закричал Шаркани. — Да и самолет немецкий: видишь, пилоты нам машут!
— Гёргени абсолютно прав, — заметил подполковник Кишхалми полковнику Шаркани. — Я тоже вижу между домов два русских танка. Да и солдаты эти русские!
— Вы ошибаетесь, — стоял на своем полковник. — На самолете были опознавательные знаки той самой немецкой дивизии, которая идет нам на выручку со стороны Тима. Летели они низко, узнали и потому махали…
— Высылаю дозорного к селу. — Я чувствовал, что спорить с полковником бесполезно. Шаркани согласился с моим предложением.
Я пошел в голову колонны, чтобы послать вперед сани с одним унтер-офицером и двумя солдатами. С вершины холма я заметил метрах в ста пятидесяти четырех мужчин в телогрейках. Они шли по направлению к Быстрину.
«Наверняка это русские танки, — думал я. — Русские, и ничьи другие…»
Вернувшись, я доложил об увиденном Шаркани.
Он взял бинокль и стал смотреть на четырех мужчин.
— Это же гражданские, — заметил он.
Я ничего не ответил полковнику.
Ко мне подъехали сани с дозором.
— Подъедете поближе к селу и уточните, кем оно занято: русскими или немцами. Огня ни в коем случае не открывать. Если вас обстреляют — на огонь не отвечать! Возвращайтесь быстрее!
— Слушаюсь! — козырнул унтер-офицер.
Когда сани тронулись, в них вскочил и полковник Шаркани.
Мы с подполковником Кишхалми следили за ними в бинокль.
Сани были метрах в пятидесяти от околицы, когда раздался винтовочный выстрел. Я увидел, как упал русский часовой. В ту же секунду прозвучал второй выстрел: лошадь, запряженная в сани, повалилась на снег. Полковник и дозорные соскочили с саней и побежали к крайним домам. Через несколько минут они мчались к нам на русских санях. Я понимал, что убийство русского часового даром не пройдет, и пытался замаскировать нашу колонну за копнами сена, но поздно. Танки, стоявшие в селе, открыли по нас огонь.
Я залег в снег. Досчитал до шести. Вскочив, побежал к саням, считая на бегу. По счету шесть снова бросился в снег, и вовремя. Раздался еще один выстрел из танка. Я сделал еще две перебежки. Метрах в тридцати от меня взорвался снаряд: меня засыпало снегом, но не ранило. Я провалился в какую-то яму. В ближайших санях стонали раненые. Я побежал к этим саням. Заметил, что рядом бежит ефрейтор Вереш. И тут нас накрыли пулеметным огнем. Я снова залег, отполз в выемку. Начал искать глазами Вереша, но не нашел его. На мои крики он не ответил.
Тогда я встал и пошел к селу. Через несколько минут увидел сани, те самые русские сани, которые угнал полковник Шаркани. Рядом стояли майор Чатхо и фельдфебель Халал — корпусной счетовод.
— Вас, наверное, ранило в руку, смотрите, весь рукав в дырках, — сказал мне Халал.
— Ничего не чувствую, — ответил я и снял шинель. Рукав ее был прострелен в нескольких местах. Унтер-офицер подал мне вместо шинели черное кожаное пальто. Рядом с Чатхо возле саней молча стоял русский возничий, оружия у него никакого не было.
— Иди домой, — сказал я ему по-русски. — Давай-давай!
Русский очень удивился, но дважды себя упрашивать не заставил. Мигом вскочил в сани, хлестнул лошадь и умчался в село.