Осень я встретил уже в Эгере. Нас разместили в минарете. Это неприятно. Кто знает почему, но солдат плохо переносит запах монастыря.
У нас новые преподаватели, потому что из Печа никто не захотел ехать. Капитан Хади оказался очень посредственным специалистом по топографии. Учебный материал, как видно, был не для него, и постепенно мы убедились, что лучше разбираемся в топографии, чем он. К тому же он вечно теряет свой учебник, а без учебника его лекции еще более сомнительны. Подозреваю, что кто-то из слушателей иногда выкрадывает его учебники.
Два раза в неделю уходим на полигон. Там мы, будущие офицеры, сами проводим учения. В конце января доходит очередь и до меня. Подполковник Коложвари сопровождает нас в качестве проверяющего. Это опытный и строгий офицер. Накануне каждый курсант обязан был рано возвратиться в казарму. Утром при проверке оказалось, что отсутствует один унтер. Но вот он появился. Настроение веселое, поет, а когда его попросили замолчать, он выхватил шпагу. С большим трудом нам удалось схватить его и уложить в постель. Теперь унтер должен пройти медицинское обследование, но многие считают, что он должен идти с нами, тем более что подполковник Коложвари знает о происшествии. Если врачебная экспертиза даст заключение о том, что унтер-офицер был пьян, его исключат.
— Не переживайте, это двоюродный брат полковника Винклера. Никто его и пальцем не осмелится тронуть, — сказал я.
Унтер-офицер все же пошел с нами. Я определил его в пулеметный взвод. Надо было тащить на спине тяжелый пулемет. Унтер заартачился, отбивался, лягался, валялся в снегу. Подполковник Коложвари молча наблюдал эту сцену, потом, открыв окно, сказал:
— Унтер-офицеру завтра прибыть ко мне для объяснения. Руководитель учения, определите его посыльным и позаботьтесь о том, чтобы он поскорее протрезвел.
Начинаются учения. На верхушке холма находится наблюдательный пункт, оттуда офицеры наблюдают за нашими действиями. Унтер громко бранится, на чем свет стоит ругает наши учения.
Из наблюдательного пункта поступает сигнал — отставить! Меня вызывают туда и устраивают основательный разнос. Обвиняют в том, что во время учений кто-то среди нас поднял шум. Приходится начать все сначала из-за этого негодяя унтера. Я предупреждаю его, чтобы он заткнулся.
Начинаем еще раз. Он опять матюкается. Снова команда — отставить.
— Пьяная свинья! — кричу я сердито.
— А тебе-то что? — огрызается он.
Я поручаю двум своим соседям по койке заткнуть ему рот снегом, если он не замолчит.
Поздно вечером возвращаемся домой. Едва успели сложить свое снаряжение, как нас собрали в аудитории.
— Господа! — начал начальник курса. — Мне стало известно, что на сегодняшнем учении кое-кто говорил тоном, недопустимым для офицеров. Имейте в виду, я этого не потерплю. Я выгоню с курсов того, кто такое себе позволит, даже если это отличник! В нашем обществе мы обязаны вести себя благородно. У кого, иное мнение и кто говорит со своим коллегой грубым тоном во время выполнения служебного задания, тот не достоин быть членом нашего офицерского корпуса. Будет лучше, если он сейчас же уйдет! У меня все!
Слушатели, собравшись группами, обсуждали выступление полковника. Всем было ясно, что речь полковника адресована мне, хотя мою фамилию он не назвал. Мы, четверо инженеров, собрались вместе обсудить услышанное. Я попросил двоих товарищей быть моими секундантами, потому что должен был отомстить за подлую клевету.
Я доложил капитану Хади, что вызываю унтер-офицера на дуэль. После обеда капитан сказал мне, что мое требование лишено основания, потому что это дело служебное.
На другой день я просил демобилизовать меня.
— Ваши мотивы? — спросил Хади.
— Господин капитан, после случившегося я сделал для себя кое-какие выводы. Видимо, в армии родственные связи сильнее уставных требований. А если это так, то я не хочу ни на минуту оставаться в рядах армии и не желаю носить офицерскую форму.
Капитан Хади схватился за голову:
— Сын мой! Да за эти слова я должен был вас немедленно отдать под военный трибунал. Хотите лишиться надежного обеспечения за два месяца до окончания? Обдумайте все хорошенько и завтра же явитесь ко мне на аудиенцию.
На следующий день я повторил свое желание демобилизоваться.
— Но почему?
— Господин капитан, я просто не желаю больше служить в армии.
После обеда я зашел на квартиру к майору Шиллеру.
Явился с саблей на поясе, с шапкой в руках и доложил о своем прибытии.
— Дорогой мой, сними саблю и положи шапку.