В свободное время я часто бродил по улицам Темешвара. Исходил все закоулки. В такие минуты забывалось о войне, пушках, лошадях. К сожалению, приближались экзамены. В конце октября мы их успешно сдали. Боялись, что, если не сдадим, нас пошлют на фронт.
Кальману Миксату и не снилось никогда, что в Селиште, на родину его красивых женщин, попадут артиллеристы, что здесь будут готовить рекрутов, не нюхавших пороху, для войны. Трехнедельная подготовка пролетела как мгновение. На фронт нас все-таки послали.
Прощай, Селиште! Увижу ли я тебя когда-нибудь, вернусь ли в эти края?
В то утро для меня началась война. Стоял лютый мороз. Мы, сорок добровольцев, попали в товарный вагон. Там распоряжался капрал.
— Господа добровольцы, — пригласил он, — идите сюда, в этот уголок. Мы здесь шикарно устроимся до пересадки. Наш транспорт закрытый, ведется точный учет из-за дезертирства, сюда больше никого не посадят. — Все шесть дней пути он почти не умолкал.
— Где вы были ранены, господин капрал?
— В Каринтии. Мне еще повезло, что меня перевели в коложварский госпиталь. Раненых, было много, сражение на берегах Пьяве было страшное, кровавое, кругом лежали раненые и трупы, трупы и раненые. Но, уважаемые господа, на войне ко всему привыкаешь, даже к тому, что сегодня ранили или убили твоего товарища, а завтра, возможно, настанет и твоя очередь. На войне опасны не только пули, но и скалы, которые крошатся от пуль и тоже могут ранить или убить.
Капрал, с наслаждением смакуя все эти ужасы, следил за нашими испуганными лицами. Наш испуг вдохновлял его на новые рассказы.
— Противник два-три дня обстреливает нашу батарею, мы не можем поднять голову и потому сидим без движения в этих собачьих конурах, которые сами же выдолбили в скале. Кругом ни одного деревца, спрятаться можно только в скале. Хорошо, если здесь уже прошли саперы, взорвали мины и теперь есть воронки, где можно отлежаться.
Капрал так и сыпал словами: позиция, укрытие, саперы. Вскоре они нам уже осточертели.
— Какие у вас пушки, господин капрал? — спросил Густи Демень.
— А-а, — махнул рукой капрал… — Нет у нас крупных пушек, их бы нам не вытянуть на горы. Скажу вам по секрету, господа, что и снарядов у нас было гораздо меньше, чем у итальянцев. Поэтому снаряды нужно экономить.
— Вы проходили спецподготовку, господин капрал?
— Ну да! Для нее нужно орудие. У каждой пушки есть прицел. Поставил на нем нужное деление — и пали!
— А какую должность вы занимали?
— Я-то? Был и наводчиком, и телефонистом на одном участке. Ну и местечко, доложу вам! Не дай бог! Там я и был ранен. Пуля продырявила меня утром, и только через сутки подобрали меня. Наложили временную повязку. Счастье мое, что выжил. Воды там нет, чуть не помер от жажды. Трудно без воды. Ночью раздавали нам и завтрак, и обед, и ужин, все сразу. Не во что было наливать. А хлеб давали в миске, потому что он сильно крошился. Нальют в котелок кофе и сто граммов рому — и жди следующей ночи. Все время один и тот же жидкий суп. Надоел он, сил нет. Но съедали — жить-то надо было. А еще давали копченую селедку — одна соль. Уж ее-то никто не мог есть. Пусть ее жрут немцы вместе с их любимым мармеладом!
Поезд резко затормозил и остановился. В дверь громко постучали. Это оказался брандмайстер Балинт.
— Смирно! — гаркнул он. — Внимание! Приказываю дверь держать взаперти! Когда стемнеет, прибудем в Пешт, на Западный вокзал. И чтоб никто не посмел удрать! Поняли?
Его голос то снижался до шепота, то переходил в крик.
— Не обещаю ничего хорошего тому, кто удерет. К утру все равно найдем негодяя, только движение задержится.
На вокзале, в зале ожидания для военных, было много и гражданских. И здесь царил беспорядок, вызванный войной.
Стоял декабрь 1917 года.
Кругом суетились курьеры, отовсюду слышались команды. Наконец, нас отправили по направлению Сомбатхей — Граз. Нас, добровольцев-артиллеристов, было немного, и ехали мы в пассажирских вагонах. Товарный вагон был забит до отказа. Людям было тесно, но тепло. Посреди вагона стояла маленькая печурка, которая согревала солдат. А нам в нашем вагоне было холодно, но мы утешались тем, что видели в окне.
— Да-а, — нарушил молчание один артиллерист, — как хорошо было дома! Господам добровольцам скоро до чертиков надоест любоваться красивым пейзажем. Я жил среди гор, но, увидите сами, наши горы такие кроткие и мирные по сравнению с теми, куда нас везут.