Они так же, перебежками, пытались пробиться на расстояние метания гранат, но, попав под обстрел и выйдя на полосу минного поля, понесли потери и вернулись в балку.
Основная же масса валила из прохода Косых Ворот непрерывно, как вода через горлышко опрокинутой бутылки. Мощи опорного пункта, как и говорил опытный Ланевский, явно не хватало. Укрывшиеся за валунами снайперы противника выхватывали из траншей головы обороняющихся и метко поражали их. Делали свое дело и многочисленные осколки расколотых пулями камней. Один из бойцов с диким воплем откинулся от бруствера на противоположную стенку окопа. Все его лицо было разбито мелким камнем, глаза вытекли.
Рота несла потери.
Доронин вновь вызвал корректировщика и приказал вызвать огонь на сектор, охватывающий Ворота, пространство перед ними и часть ущелья. Артиллерия не заставила себя долго ждать, и вскоре указанный район покрылся огромными грибами разрывов. Залп орудий нанес приличный урон противнику, заставил того залечь, но назад боевиков не повернул. Возникла короткая передышка. Доронин доложил Восторженному об интенсивности боя, о превосходящих силах противника и попросил авиационной поддержки.
Восторженный пообещал что-нибудь предпринять.
Александр переговорил с Егоровым, определили потери — двадцать восемь человек убиты, восемнадцать — ранены, из них около десяти — тяжело. Уничтожена зенитная установка, и, что очень неприятно, на Малой повреждена «БМД». Во время вылазки из балки гранатометчик духов успел таки прицельно выстрелить. Заряд попал в подствольное пространство и вывернул башню. Боекомплект расстрелян примерно на треть. Это означало, что еще две такие атаки — и рота останется безоружной. Вопрос в том, хватит ли боевикам сил еще дважды так мощно штурмовать высоты? По самым скромным подсчетам, потерять они должны были не менее сотни от прямого огневого контакта с ротой и вдвое больше от артналета. Это при том, что неизвестной оставалась обстановка в ущелье. Но и там наверняка бандитам досталось не слабо.
Дождь продолжался, но никто на него внимания не обращал.
Колян опустился на дно окопа, прикурил сигарету. Костя остался наблюдать из-за укрытия за сектором.
— А не хило мы им подкинули, правда, Кость?
— Не хило. Но больше артиллерия ввалила им.
— Ну и артиллерия, конечно, — согласился Коля, смачно вдыхая табачный дым.
Из-за поворота траншеи показался Гольдин. Во время минометного налета одна из мин разорвалась за бруствером совсем рядом с ним, и, контуженный, сержант плохо соображал, что делает.
— Смотри, Кость! Явление Христа народу. Ты че, Голь, такой потерянный?
Тот шел, шатаясь и тихо бормоча:
— Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре…
— Че он там бормочет, Кость?
— Не знаю, считает что-то.
— Эй, Голь? Крышу потерял? Че лопочешь-то?
— Отстань от него, Коль, видишь, человек не в себе.
— Так че шарахаться, если не в себе? Сиди тогда в окопе, чего людей пугать?
Гольдин подошел к ячейке Коляна, о чем-то задумался, вдруг рывком перемахнул через бруствер и оказался на открытом склоне.
— Куда, дурила? — успел только выкрикнуть Николай.
Тут же из-за валунов ударила автоматная очередь. Пули, перебив ноги, заставили Гольдина упасть. Сильная боль прояснила его контуженный разум.
— Убьют ведь дурака, — резонно предположил Колян, — а ну, Кость, прикрой меня.
— Ты что удумал?
— Не бросать же его, прикрой, я сказал!
Костя открыл огонь длинными очередями, Николай в это время выпрыгнул из окопа и подкатился к сержанту.
Это увидел с Малой и Егоров. Он тут же приказал открыть шквальный огонь, наблюдая за попытками солдата спасти сержанта.
Колян, очутившись рядом с Гольдиным, спросил:
— Живой?
— Живой. Только ноги вот.
— Ноги — мелочь, давай держись за меня, надо сваливать обратно, пока не добили нас тут, как куропаток безмозглых.
Как бы в подтверждение, что-то сильно ударило Коляну в спину.
— А ну шевели мослами! — крикнул он.
— Ноги, — продолжать стонать Гольдин.
— Локтями работай. А то замочат нас сейчас. Гольдин начал двигаться, подталкиваемый Николаем. Еще череда фонтанчиков прошла совсем рядом. Колян напрягся изо всех сил и перебросил тело сержанта в окоп, следом перевалился сам. И тут же по брустверу прошлась очередь.
— Фу, блин! Пронесло. — Николай сидел на корточках, глядя на Гольдина. — Ну и тяжел ты, Голь. А знаешь почему? Говна в тебе много и дури. Ты че, опупел? Куда перся-то, чудила?
Но сержант молчал. Быстро подбежали санитары и унесли раненого. Колян закурил. Костя с восхищением смотрел на друга.