этого момента не связывала все происходящее с тобой, довольствовалась малым и старалась не
задумываться об этом.
- Но теперь-то ты догадалась, прими мои поздравления!
Джейк выходит из комнаты. Нет, он вылетает из нее словно пробка из-под шампанского. Я
остаюсь в комнате одна.
У меня просто не было времени на это.
Было.
Даже без упоминания этой женщины, с осознанием, что Джейк и Раф совершенно другие нетрудно
было догадаться, что Джейк в курсе всего происходящего.
- Тебе будет легче от этого знания?
Джейк вновь стоит передо мной, возвращается с хлопнувшей дверью.
Нет. Ни капельки.
Он кивает спустя мгновение, увидев, так и не прозвучавший ответ на моем лице.
- Карен - моя сводная сестра. У нас существует договоренность, что она и все те кто живет
в Хилтон не трогают людей, что живут в этой части острова, взамен, я не трогаю их и не
лезу в ее дела.
- Почему?
- Потому что она знает, что я убью их всех и она останется одна в своем блестящем
одиночестве.
Он пытается притянуть меня к себе, но я не даю ему сделать этого. Сначала ответы, а потом
объятия.
- Мне ничего не было известно о детях…
Я усмехаюсь, мои губы кривятся, пытаясь изобразить улыбку. Он думает я поверю в это?
Особенно, после его просьбы не упоминать о подростках из того дома? Он серьезно?
- Мне ничего не было известно о детях, - повторяет он с нажимом, - пока не появились эти
двое. Тебе придется поверить в это, потому что это правда.
Действительно. Паоло и Лиза не боятся его. Это лучшее из доказательств, хотя… Это еще ни о
чем не говорит.
- Куда делись все остальные? Все те кто жил здесь?
- Они ушли.
- Вот как? Ушли за пределы острова? И это после слов о дележке территории?
- Алекс, они правда ушли, одни подались на Север, другие ушли на Юг, третьи двинули к
Вашингтону, все как и планировали. Я сам проводил их до Нью-Джерси и позаботился о том,
чтобы ничего не случилось.
- А Анна и Билл?
- Они обратились и пришли к дому той ночью, толклись там до самого восхода солнца. Я
спустился и убил их, чтобы ты не увидела их такими. Чтобы ты не погибла от руки тех, кого
когда-то знала и любила.
Мне очень хочется верить, что это правда. Ведь иначе, получается так, что я и в самом деле
наивная, по уши влюбленная в него идиотка.
- Прости, что не сказал тебе о выжившем мире, еще более жестоком, чем все происходящее
здесь. Прости, что не спешу умереть или подвергнуть опасности тебя. Прости, что не могу
спасти каждого человека.
- И меня?
Он прикасается к моему лицу, проводит по щеке, убирая тонкие полоски прядей мне за ухо, а
затем все же обнимает, с силой прижимая к себе.
- Нет, - говорит он мне на ухо и сжимает так сильно, что я задыхаюсь. - Только не тебя.
Джейк наконец отклоняется в сторону и смотрит мне в лицо. Я же смотрю в его серые глаза и
вижу столько печали.
- Извини, что я такой, - он проводит по моим волосам, тут же запуская в них пальцы. - Я
вампир, я чудовище, которое убивало и убивает людей, по-другому уже не будет.
Я не могу справиться с собой, делая судорожный вздох, глаза наполняются слезами, а к горлу
подкатывает соленый ком.
- Джейк дело ведь…
Я тянусь к нему, приподнимаясь на носочках, целую теплые губы, обнимая его за шею.
Третьего не дано. Я или верю ему, или нет.
Хотелось бы мне сказать, что все вернулось на круги своя и мы зажили, как прежде. Нет-нет,
лучше, чем было!
Ничего подобного.
Тот мир бесил меня с каждым днем все больше и больше.
Он существовал в прежнем ритме: нефть дорожала, политики проталкивали свои законы,
воевали, устраивали подковерные игры; ученые совершали новые бесполезные открытия, стихия
погребала под снегом города и дороги, смывала деревни, будила вулканы; пиарщики запускали
в эфир рекламные акции, обещавшие умопомрачительные скидки во всех моллах страны,
корреспонденты делились сплетнями из мира кино и эстрады.
Люди жили, как ни в чем не бывало и готовились к Рождеству.
Нас официально не существовало.
Из динамиков радио льется музыка, выплескивая в мрачную действительность знакомые и
незнакомые мне праздничные песни, слышится знакомое “хо-хо-хо”, бесконечные пожелания
счастливого Рождества.
Оглядываешься по сторонам и с трудом веришь в происходящее.
Дома ветшают на глазах, поврежденные этажи, лоджии, балконы, перекрытия рушатся, падают
вниз, погребая под собой существ и угрожают сделать тоже самое с кем-нибудь из нас.
Если смотреть ночью на темную громадину города можно увидеть, как меняется его облик, как
с темного его трафарета исчезают некоторые прямоугольники и острые углы.
Мы стараемся ходить подальше от небоскребов.
Плюсы от таких разрушений тоже есть - тварей становится куда меньше и в завалах можно
найти что-нибудь интересное. Что не портится и не ломается упав с огромной высоты? Ткань,
бумага, дерево.
Джейк просит нас быть осторожными. Манхэттен заполонили мертвые. Они бродят толпами, они
разбредаются по улицам и ждут чего-то. Завидев нас, они обрадовавшись несутся к нам,
подняв руки для приветственных объятий, но не доходят, падают по кусочкам на землю.
Пока, мы справляемся с ними или убегаем. Особенно преуспели в этом дети. Это превратилось
для них в некое развлечение, они кромсают их на части, со всей силы бьют ногами.
- Алекс, это еще лучше, чем в играх.
Лиза согласно кивает, становясь рядом с другом, отпихивая его в сторону.
- Да, но только сохраниться у тебя не получится.
Лиз наконец заговорила. Началось все с “привет” и милой улыбки поздней ночью, когда она
вышла, чтобы попить воды и больше не прекращалось.
- Лучше бы это были только игры, - говорю я, не возмущаясь и не укоряя за их страшное
развлечение.
Эти трупы когда-то были людьми. Иногда, ребята называют их именами прежних знакомых, что
успели досадить им в прошлой жизни.
Кошмарно? Ужасно? Дико? Да. Да! Да, черт возьми!
И, несмотря на это, я не могу запретить им это. Они должны тренироваться, не только
таскать тяжести на своих хрупких плечах и в тонких пальцах.
Двое ребят совсем не похожи на тех школьников, что я видела в Америке - они слишком худы,
их темные глаза смотрят совсем не детскими взглядами, внимательными, цепкими. Они не
похожи на моих воспитанников в Кении - они жилистые и куда более жестокие, они
самостоятельные и не ждут никакой помощи извне.
Глядя на играющее пламя в глубине огромных бочек, на нагретые автомобильные диски
удерживающие их на месте и спасающие нас от пожара, я все чаще ловлю себя на мысли, как же
убого мы живем.
Кто назовет это романтикой. Но нет.
Электричество, вода в бутылях с помпой, приставка, огонь в печи, укрепленное жилище,
горячая еда - это комфорт, безопасность и уют. Я недолюбливаю последнее слово потому что
оно характеризует то положение вещей, тот образ жизни, когда делаешь из дерьма конфетку.
Я радуюсь тому что у нас есть книги, чистая бумага, куча канцелярии. Я читаю им и пишу
письма, очень часто прошу их сделать тоже самое. Маленькое сочинение на свободную тему.
Я рада, что у нас появилось радио и мы можем слушать новости. Дети, слушая его, часто
задают мне вопросы, а я отвечаю, объясняю значение непонятных для них слов.
Я знаю, что надо выключить его, а еще лучше разбить не молотком так битой, только бы не
травить душу, но не могу. Я наоборот врубаю его на полную катушку и на многие километры
вокруг разливается музыка.
Джейк никак не комментирует мое самоистязание, не пытается утешить или поднять, если такое