Хотя вообще-то вопрос Ронни Д. должен быть внесен в книжку, в которой она вела записи по делам «Женского рая». Она недовольно зачеркнула это предложение и переписала его в нужный блокнот.
Фрэнси очень важно, чтобы все было разложено по полочкам. Чтобы в доме было чисто, как в больнице, а в саду ни один цветочек не рос как попало. Ее бесило, даже если сугробы зимой лежали не на своих местах (почему — она объяснить толком не могла, наверно, это как-то связано с фэн-шуй).
Если непорядок вовремя не устраняли, у Фрэнси случался приступ ярости, а потом она запиралась у себя в кабинете и ревела.
Хрупкая, как яичная скорлупа, и твердая, как бетон, — вот две стороны ее натуры. Могла часами мучиться из-за царапины на автомобиле. Могла легко переехать того, кто, по ее мнению, этого заслуживал.
Так ее и швыряло все время — то в одну, то в другую крайность. Поэтому она вечно страдала от морской болезни, только душевной.
Случалось, Фрэнси прокрадывалась в какую-нибудь церковь, долго там сидела и кляла Бога за ту душу, которой он ее наделил. Хотя, конечно, это было не совсем справедливо.
Безусловно, сейчас она настоящая негодяйка, но ведь она ею не родилась.
Видать, не обошлось без первородного греха. Ведь папа-то Юсеф, прямо скажем, не ангел.
В дверь постучали.
— Заходи.
Показалась потная физиономия Крошки Мари, из-под одежды выпирали мышцы и грудь огромного размера, а в плоскогубцах она держала, по всей видимости, окровавленный зуб.
— Под конец заговорил, — объявила Крошка Мари и высоко подняла ногу, перешагивая через порог.
Если бы она случайно споткнулась об этот порог, то случилось бы что-то страшное — что именно не ясно, но Фрэнси не стала об этом задумываться.
— Ну, и?
— Ренман.
Фрэнси удивленно подняла правую бровь. Да, только правую. Аккуратно выщипанную и слегка подведенную. Дама-дерматолог решила, что так необходимо. Самой Фрэнси было довольно безразлично, лишь иногда в ней просыпались суетные стремления, и сейчас точно был не такой период. Сложно все-таки ощущать себя шикарной дамой, если приходится везде таскать это тело, раздувшееся, как туша моржа. Пер каждый вечер делал ей массаж стоп и щебетал, что она краше, чем когда-либо. Какой он все-таки добрый, и все же больше всего на свете ей хотелось пристукнуть его за те физические неудобства, непосредственной причиной которых он стал. Если бы к ней пришел кто-то и заявил, что изобрел искусственную матку, она бы сразу выписала ему или ей чек на приятную сумму из собственного кармана. Так, по крайней мере, хоть ее дочь будет избавлена от всего этого.
— Привози его на бойню, — распорядилась она.
— О’кей, — сказала Крошка Мари. — А что делать с этим типом?
— Что хочешь.
Крошка Мари кивнула и вытерла пот со лба. Ее взгляд устремился к бару: бывшая алкоголичка, а ныне убежденная трезвенница по-прежнему испытывала тягу к спиртному. Силиконовую грудь пятого размера она решила оставить, чтобы та постоянно напоминала ей о прошлой жизни шлюхи и наркоманки.
Фрэнси спасла ее от верной смерти, вытащив из трясины унижения и запустив длительный процесс духовного обновления Мари, который еще не был завершен. Время от времени она срывалась и рыдала у Фрэнси на груди. И наоборот: Фрэнси — на груди у Мари. Это случалось не так уж часто, но достаточно регулярно, чтобы обе в душе стали называть друг дружку сестра.
У Фрэнси была родная сестра Кристина, но Крошка Мари была ей гораздо ближе. По крови.
— Они тебе нужны?
Крошка Мари порылась в кармане и достала пригоршню окровавленных зубов.
— Можешь оставить себе, — ответила Фрэнси, знавшая, что Крошка Мари хочет именно этого.
Фрэнси недоумевала: где Крошка Мари хранит свои трофеи? За прошедшие годы их накопилось уже порядочно. И некоторые были гораздо крупнее, чем зубы. Например, голова одного педофила. Наверное, у нее была морозильная камера.
Ну, конечно же. В маленьком доме с садиком, где та жила, был обширный подвал, и в нем Крошка Мари устроила что-то вроде музея, в котором никто не бывал, даже Фрэнси. В этом же подвале находился и ее спортивный зал.
Крошка Мари была сильной как лошадь. Настоящая тяжелоатлетка. Быстрой как лань она не была, но обладала удивительной гибкостью и молниеносной реакцией.
А когда-то давно она была худенькой девушкой, которую непрерывно трахали свиньи, которые называли себя мужчинами. И она пыталась забыться всеми доступными средствами, чтобы все это выдержать. Два раза пробовала покончить с собой. Умудрилась довольно искусно броситься под поезд в метро, так, что отделалась раздробленным бедром. Тогда ей был двадцать один год, сейчас — сорок два. Волосы собраны в хвост, на ресницах водостойкая тушь, одета в нижнее белье «Слогги» и рабочий комбинезон, а матка исходит от зависти к сильно беременному животу Фрэнси.