У Крошки Мари не может быть детей.
Многочисленные выкидыши и три аборта сделали ее бесплодной.
Жалела ли она об этих абортах? Нет. Рожать детей от клиентов или после изнасилований она не хотела.
Зато у нее есть подопечный ребенок в Танзании, которому она каждый месяц писала письма.
В них она рассказывала о том, как работает библиотекарем и ежедневно бродит по залам гигантской библиотеки, залезает на пятиметровые стремянки и достает романы конца девятнадцатого века, которые заказал какой-нибудь профессор. Еще она писала о том, что у нее есть чудесная сестра. А родители умерли. Просто ей было лень писать о родителях, придумывать еще и их жизнь, вообще о них думать.
— И когда ты хочешь пообщаться с Ренманом?
— Чем скорее, тем лучше, — ответила Фрэнси, — он каждый день к семи утра ходит в спортзал в бассейне Стюребадет. Паркуется неподалеку, так что…
— Понятно.
Фрэнси улыбнулась. У Крошки Мари радостно забилось сердце.
Предстоит удовольствие.
— Позвони мне вечерком и расскажи про Ханнеса, — попросила Фрэнси. — Если успеешь, прокатись мимо Джима с Луизой и забери у них все, что они собрали за крышевание. Мне надо завтра подкинуть Юханссону кое-каких деньжат.
Юханссон. Этот полицейский был постоянным клиентом принадлежавшего Фрэнси казино. Выполнял роль буревестника, предупреждая Фрэнси о готовящихся полицией бурях. Она всегда шла на шаг впереди, водила за нос правоохранительную систему, воркуя с судьями Грён-лундом и Бергом и снабжая их сигаретами и алкоголем, чеками на крупные суммы, машинами, яхтами, туристическими поездками, скрытыми угрозами и милыми дамами из борделей. И когда они стучали своими молотками, судебное решение выносила Фрэнси.
Лишь изредка судьи пытались артачиться. Тогда к ним приходили. Все происходило именно так и пока что относительно безболезненно.
Бесконечные мафиозные войны, о которых рассказывал папа Юсеф, видимо, пока перенеслись в какие-то малозаметные траншеи. Хотя, кто знает… Тот автомобиль, что чуть не задавил ее насмерть, — было ли это покушением? Водитель тогда смылся с места аварии. А она больше месяца проходила с загипсованной рукой. Когда его можно было снять, мышцы настолько ослабли, что рука больше напоминала вялый побег спаржи.
— Ну, тогда приятного вечера, — попрощалась Крошка Мари, знавшая о планах на ужин и завидовавшая им.
— Спасибо, — ответила Фрэнси. — И тебе того же.
Крошка Мари уже повернулась, чтобы уйти, но Фрэнси взяла ее за руку.
— Как твои дела? — спросила она.
— Нормально, — ответила та.
— Точно?
Крошка Мари пожала плечами и засопела. Еле слышно, но достаточно громко для того, чтобы на Фрэнси нахлынула волна нежности. Она привлекла подругу к себе, та с благодарностью уткнулась головой ей в грудь.
Прошла минута. Затем Крошка Мари вышла, захватив трофейные зубы.
После ухода Крошки Мари Фрэнси по привычке обошла свой дом. На это ушло некоторое время. Много времени. Дом, построенный по индивидуальному проекту, занимал около четырехсот квадратных метров. Его окружал почти бескрайний сад, за которым ухаживал садовник на полставки, два раза в неделю в холодное время года и четыре раза в теплое. От любопытных соседей дом ограждала высокая можжевеловая изгородь. Сразу за ней тянулась стальная ограда (которую Фрэнси называла брекет-системой), из которой торчали острые прутья, скрытые с внутренней стороны густыми розовыми кустами. А еще эта ограда на два метра уходила в землю. Фрэнси не хотелось, чтобы кто-нибудь взял да и сделал подкоп. Красивые кованые ворота высились на три метра вверх и были увиты густым плющом.
Гараж, похожий на небольшой особняк, соединялся с домом застекленной галереей, в которой была устроена оранжерея. В гараже стояли три автомобиля Фрэнси, всегда ухоженные и готовые к выезду.
У голубого с коралловым отливом «мерседеса» были пуленепробиваемые стекла и эксклюзивная внутренняя отделка (сиденья из темно-красной кожи, мини-бар, приборная панель отделана хромом и вишневым деревом, уникальная стереосистема, а также маленький сейф, где она хранила оружие, лекарства и различные успокоительные и взбадривающие вещества — для гостей). Эту машину она купила себе в подарок на тридцатипятилетие, за миллион двести тысяч крон, и ездила на нем, когда нужно было быть в полной уверенности, что никто не сможет ее пристрелить. К тому же эта машина напоминала Фрэнси о детстве, о поездках в деревню. Тогда у родителей тоже был «мерседес» — правда, белый, но все же. В первый раз сесть за руль и попробовать проехать самой ей позволили в десять лет. Мама Грейс сидела рядом и говорила, что делать.