— Я опасаюсь, что мой дворецкий может неправильно истолковать ваши обстоятельства, мисс Гамильтон, — сказал Аласдэр. — Думаю, юной леди неблагоразумно оставаться со мной наедине.
В этот момент сверток заворочался. Аласдэр так и подскочил.
— О Боже! — воскликнул он, подбегая, чтобы посмотреть на него.
Из-под кипы одеялец высунулась крошечная ножка. Мисс Гамильтон откинула верхнее, и все поплыло перед глазами Аласдэра — он успел заметить крошечную ручку, два сонных глаза в длинных ресницах и прелестный ротик, похожий на бутон розы.
— Ее зовут Сорча, — прошептала мисс Гамильтон. — Если, конечно, вы не захотите сменить ей имя.
Аласдэр отпрянул, как если бы содержимое корзинки могло взорваться.
— Если только я… захочу… что?
— Сменить ей имя, — повторила мисс Гамильтон, снова окинув его холодным взглядом. — Как бы мне ни было больно, я должна оставить ее. Я не смогу заботиться о ней так, как она заслуживает.
Аласдэр цинично рассмеялся.
— Ну нет, — произнес он безжалостным тоном, — этот номер не пройдет, мисс Гамильтон. Если бы я когда-либо укладывал вас в постель, я бы запомнил это.
Мисс Гамильтон выпрямилась.
— Меня?.. Побойтесь Бога, Маклахлан! Вы что, с ума сошли?
— Прошу прощения, — сухо сказал он. — Возможно, я чего-то не понял. Умоляю, скажите мне, почему вы здесь. И я должен предупредить вас, мисс Гамильтон, что я не идиот.
Рот девушки слегка покривился.
— Рада слышать это, сэр, — отвечала она, снова окидывая его взглядом. — А то я уже начала бояться, что это не так.
Аласдэр не был расположен терпеть оскорбления от девчушки, которая более всего походила на мокрого воробушка. Тут ему пришло в голову, что он и сам не в лучшем виде. Он спал в одежде — той самой, которую надел рано утром, отправляясь на бои. Он валялся с девкой на куче соломы, в него стрелял и за ним гнался сумасшедший, затем он напился до бесчувствия во время трехчасовой тряски в карете. Около двадцати часов он не брился, меж глаз у него красовалась багровая шишка величиной с гусиное яйцо, а волосы наверняка стояли дыбом. Он непроизвольно провел по ним рукой. Она смотрела на него со странной смесью презрения и страха, и непонятно почему он пожалел, что стоит перед ней не в сюртуке и не при галстуке.
— Теперь послушайте, мисс Гамильтон, — наконец нашелся он. — Я решительно не желаю выслушивать от вас колкости, особенно если учесть…
— О, вы правы, я знаю! — С ее лица исчезло выражение презрения, но не страха. — Я устала и раздражена; в свою защиту могу сказать, что я добиралась сюда больше недели и еще два дня пыталась разыскать вас в этом проклятом городе.
— Одна?..
— Если не считать Сорчу, то одна, — призналась она. — Приношу свои извинения.
К Аласдэру вернулась обычная уверенность.
— Садитесь, пожалуйста, и снимите свой мокрый плащ и перчатки, — скомандовал он. Когда она подчинилась, он положил их поближе к двери и заходил по комнате.
— Теперь скажите мне, мисс Гамильтон. Кто мать этого ребенка, если вы ею не являетесь?
Ее щеки слегка порозовели.
— Моя мать, — спокойно вымолвила она. — Леди Ачанолт.
— Леди Ача… как дальше?
— Леди Ачанолт. — Девушка нахмурилась. — Вы… вы не помните ее имени?
К своему ужасу, он не помнил и признался в этом.
— Неужели? — Ее щеки порозовели. — Бедная мама! Мне представляется, она воображала, что память о ней вы унесете с собой в могилу или что-нибудь еще в этом роде.
— В могилу? — повторил он, борясь с неприятным ощущением под ложечкой. — А где же она сама?
— Мне жаль, но ее больше нет. — Рука девушки потянулась к изящной и явно дорогой нитке жемчуга на шее — и стала нервно теребить ее. — Мама покинула нас. Это случилось неожиданно.
— Сочувствую, мисс Гамильтон. Мисс Гамильтон побледнела.
— Оставьте сочувствие для своей дочери. Между прочим, ее полное имя леди Сорча Гатри. Она была зачата больше двух лет назад, в новогоднюю ночь. Теперь-то у вас в голове прояснилось?
Аласдэр ничего не мог понять.
— Ну… нет.
— Но вы должны помнить, — настаивала мисс Гамильтон. — Был бал-маскарад — в доме лорда Моруина в Эдинбурге. Как мне представляется, весьма разгульный. Вы встретили ее на этом балу. Вспоминаете?
Его непонимающее лицо потрясло ее.
— Боже милостивый, она говорила, что вы сказали ей — это любовь с первого взгляда, — запротестовала мисс Гамильтон, и в ее голосе появились нотки подступающего отчаяния. — И что вы всю жизнь ждали встречи с такой, как она! Мама была брюнеткой. Высокая, с хорошей фигурой. Очень красивая. Господи, вы ничего не помните?
Аласдэр напрягся, пытаясь вспомнить, и почувствовал себя еще более скверно. Он был в Эдинбурге два года назад. Он изменил своим привычкам и на праздники отправился домой, потому что в это время там ненадолго появился дядя Ангус. Новогоднюю ночь они провели вместе. В Эдинбурге. И действительно были танцы. Насколько он помнит, развеселые. Ангус привел его с собой, а потом ему пришлось тащить Аласдэра до дома. Аласдэр почти ничего не помнил, разве что ужасную головную боль на следующий день.
— Нуда ладно! — Она сникла. — Мамочка не смогла устоять перед красавчиком.
Красавчиком? Она так считает? И кто такая, черт возьми, эта леди Ачанолт? Аласдэр напрягал свои мозги, на этот раз запустив в волосы обе руки. Юная особа все еще сидела на диване рядом со спящим ребенком и смотрела на Аласдэра. Ее взгляд больше не был холодным и ясным, скорее, в нем были печаль и усталость.
— Сорча очень дорога мне, Маклахлан, — тихо сказала девушка. — Она моя сестра, и я всегда буду любить ее. Но мой отчим — лорд Ачанолт — он не любит ее. С самого начала он знал…
— Что не он отец девочки? — спросил Аласдэр. — Вы уверены?
Теперь посетительница смотрела вниз, на ковер под своими насквозь промокшими туфельками.
— Он был уверен в этом, — проговорила она, — потому что он и мамочка не…
— Господи, — не вытерпел Аласдэр. — Так в чем было дело?
— Я не знаю! — выкрикнула она, заливаясь краской. — Я ничего в этом не понимаю. Он знал. Так сказала мамочка. В один из дней все раскрылось. Она бросила это ему в лицо. Она говорила о непреодолимой страсти. Неужели она никогда не писала вам? И вы ей?
Аласдэр прижал к вискам кончики пальцев.
— Боже мой!
Она печально смотрела на него.
— Поздно взывать к Богу, — сказала она. — Послушайте, Маклахлан, последние два года были для нас очень трудными. Я изо всех сил пыталась все загладить, но теперь уже ничего нельзя поделать». Мамочка мертва, и теперь вы должны позаботиться о ребенке. Я сожалею.
Какое-то время они молчали. Аласдэр ходил взад-вперед, его каблуки гулко стучали по мраморному полу. Ребенок. Незаконный ребенок. Господи! Все это происходит не с ним.
— Как она умерла? — наконец хрипло выговорил он.
— От лихорадки, — безжизненным голосом ответила девушка, — Обычная вещь. Она всегда хотела умереть театрально — возвышенной смертью, как она это называла, но по Шотландии, как пожар, прокатилась лихорадка. Думаю, такова была Божья воля.
Аласдэр начал подозревать, не оказал ли небольшую помощь Богу муж леди.
— Я глубоко сочувствую вашей потере, мисс Гамильтон, — наконец сказал он. — Но я никак не могу взять ребенка. Вы это имели в виду? Что здесь ему будет лучше? Уверяю вас, это совершеннейшее заблуждение, не имеющее ничего общего с действительностью.
Она отчужденно смотрела на него.
— Что я думаю на этот счет, не имеет никакого значения, сэр.
Но Аласдэр был полон решимости отделаться от навязываемого бремени.
— Я убежден, что чувство скорби по вашей матушке увлекло вас на путь романтических домыслов, — продолжил он. — Но я заядлый игрок. Мот, гуляка. Бабник самого худшего толка. Самый неподходящий человек для того, чтобы воспитывать ребенка. Возвращайтесь домой, мисс Гамильтон. Между вашей матерью и мной не было никакой страсти, ни великой, ни любой другой. Перед Богом и законом отец Сорчи — лорд Ачанолт. Я уверен, что он уже сильно обеспокоен.