Но не мне судить историю, которую с древнейших времен творят торговые интересы, и из которой уже ничего, к спокойствию нашему, не вычеркнешь. Православие, по меньшей мере, великолепно.
И те же летописи говорят о том, что еще при Игоре, то есть за полвека до вышеозначенной даты, в Киеве уже была церковь во имя Ильи. Но как бы то ни было, как бы не толковали ангажированные историки мотивы введения христианства на Руси, а для меня лично тот воссиявший над Киевом свет не меркнет и по сей день. Мне кажется, что я вижу его, когда закрываю глаза и вспоминаю Киев…
…Киев златоглав не менее чем Москва. Он златоглав по-иному. Он сказочней, по-южному пышней. У него иное внутреннее звучание. Он отличается от Москвы, как украинская песня от русской, он словно изнемогает от неги на берегах чарующего, языческого Днепра. В нем больше цвета и радуги, как в венке молодой украинки. Он словно румяный парубок стоит перед арктически бледной красавицей Москвой. Улыбка его жемчужна, глаз с туретчинкой, а дыхание глубокое, свежее и здоровое. Без "Ментоса".
Вряд ли человек, подъезжающий на поезде со стороны Москвы, забудет то, как открывается ему антикварной своей роскошью златоглавый, сиренево-зеленый, алый и белый город Кия, Хорива, Щура и сестры их Лыбеди. У меня, например, комок подкатывает к горлу, и я испытываю какое-то очищение чувств. Праздником в душу мою до сих пор вливается Киев…
И с отвращением читая жизнь свою, я вдруг вспоминаю, что киевлян я редко встречал в тюрьмах, в зонах, на лесоповалах. А много ли в Москве киевлян? Есть всякие: конотопские, жмеринские, закарпатские, тернопольские, ивано-франковские, донбасские, но нет почти киевлян.
Наверное, это можно объяснить объективными причинами и сказать, что по России и москвичей не встретишь. Однако оставляю за собой право любить и идеализировать мой Киев, ибо можно ли быть объективным в любви и глубочайшей приязни…
Да, я живу и работаю в Москве. Здесь моя семья, мои дети. И сын Алексей вырос в Москве. Однако из Киева его бывает вытянуть очень трудно. Собирается менять квартиру в Москве на киевскую.
— Как же так? — я его спрашиваю. — Ты же мой наследник! У нас в Москве квартиры, заправки, автомобили! Здесь у меня процветающее предприятие! Зачем я это наживал?
Ни в какую.
Спрашиваю, а сам понимаю его.
Москва — она и мне дорога по-своему. Но в Москву я въезжаю, как захватчик, а в Киев — с благоговением. И жил-то я там всего два лета из двадцати восьми. Но душа моя там. В Москве урвал что-то: то ли посадили, то ли нет. Или не урвал, а уже посадили. То ли побили и обокрали, то ли — все по отдельности. То ли сняли номера и сожгли машину, а то ли ребенка утащили и требуют выкуп. Могут спалить дом лишь потому, что ты хохол. Приходишь с деловым разговором и твой предполагаемый партнер норовит тебя хотя бы за жопу ущипнуть, когда услышит украинский акцент. Аж рожу перекашивает. Вот и станешь националистом поневоле, если им не был.
Национализм вообще — чувство здоровое. Не зря в больной России душится все национальное, уничтожается древняя русская ментальность. Москва скоро станет черножопым городом, если не изменит свою национальную политику. Черные хотели свободы и независимости — они получили свой суверенитет. Так пашите у себя на родине, тащите ее из грязи. Нет. У них две родины, а у убогих русских — ни одной.
И Москва нынче — проходной двор, где бродят сексуальные маньяки. Пенящийся нечистотами отстойник России. Умело декорированный ее гроб, где лежит косметически обработанный покойник с подвязанной выбитой челюстью. Читатель волен считать сказанное мною в этой главке глупостью или шизофреническим бредом. Но, тем не менее: что сказал, то сказал. И дело не в том, что в Москве плохо приживаются каштаны, а Киев — каштановый рай. Это не моя заслуга — киевские каштаны. Дело в психологическом климате: цветет ли у тебя душа? Говорю, как на духу, граждане судьи: в Москве душа моя вянет…