Куда же рвал я постромки?
Позвольте обратиться к Александру Исаевичу Солженицыну, который в "Архипелаге" пишет следующее:
"…Наверно, придумало человечество ссылку раньше, чем тюрьму. Изгнание из племени ведь уже было ссылкой. Соображено было рано, как трудно человеку существовать оторванному от привычного окружения и места… И в Российской империи… она законно утверждена при Алексее Михайловиче Соборным Уложением 1648 года…"
Эх, ма… Покорми-ка человека горьким, а потом дай корешок солодки и он, этот корешок, покажется ему слаще наливного яблока. Так и со мной было. Потому-то еще я рвался на поселение.
Хозяин "подумал" не без выгоды для себя. Он дал мне задание сконструировать несколько станков. Особая нужда была в пружино-навивальных полуавтоматах для изготовления пружин мягкой мебели, потому что мягкая пружинная мебель пользовалась непревзойденным спросом. Кто помнит беспросветный дефицит мебели в советском быту, тот поймет, что такое производство мебели при неучтенном сырье и практически бесплатной рабочей силе, которую являли и являют собой зека.
Я собрал шесть инженеров, и мы в зоне создали отдел нестандартного оборудования. Работая и дни, и ночи как одержимые мы сконструировали эти оригинальные станки: навивай, страна, пружины, расцветай, таежный край!
Кому-то из коллег было обещано досрочное освобождение, кому-то помиловка, а мне светило поселение в десять месяцев до конца срока.
Уже есть чего ждать. Снова зачесались крылья за спиной. И мысли приобретали соответственно привычно заоблачный характер.
И думаю я приблизительно так.
Поселение это находится недалеко от Ровно. Это карьер и добывают там гранит или мрамор. И чем я там буду заниматься? К тяжелому физическому труду на дробилке или на камнерезных машинах я неспособен. Вряд ли на таком малом производстве кто-то держит для меня место механика. Какие-то деньги я зарабатывать буду, там удерживают не сорок процентов зарплаты, как в зоне, а всего двадцать. К тебе могут приезжать женщины, местное жулье даст какое-нибудь жилье. Тот же подъем, тот же отбой. Тебе очертят жизненное пространство, но лагерь все же открытый. И там жить можно, как на воле, но имея деньги. Где их взять?
Я уже говорил, что решил завязать, чтобы не налететь на рецидивистскую статью по четвертой судимости, когда тебе грозит режим особого содержания и полосатая одежда. И поскольку я живу пока по-прежнему в зоне "семьей", где мало-мало доверяют друг другу и пользуются общей посудой и общими передачами, то и в разговорах постепенно теряешь осторожность.
Говорим о планах на будущее, кто и чем собирается заниматься на воле, куда вкладывать деньги и какие возможности имеешь, чтобы их иметь. Я мог их иметь только с продажи оставшихся у меня дипломов. Это не страшно, думал я. За них уже отсижено и теперь они только мои. Я, думаю, за них заплатил каторгой. И что если я буду их продавать. Подписывать не буду, печати ставить — тоже. А мои приятели по "семье" интересовались товаром.
А тут в зону приходит неожиданно вор в законе. Дубиняк Андрей львовский жид или полужид, и у него "пятнашка", четыре года из которой он отбывал не то во Львове, не то в Киеве. И он вливается в нашу "семью". Очень активный парень, и деньги у него есть, и, похоже, связи. Он прослышал про мои дипломы и подкатывает как-то утром на рассвете: не можешь ли, говорит, Колек, сделать мне пару дипломов? Почему бы нет — могу. И пишусь на это дело. Через вольного человека передаю Яшке Богатыреву, чтоб ехал ко мне в Конотоп и указываю место, где собака, то бишь дипломы зарыты.
Яшка едет, вгрызается в родную конотопскую землю тупой лопатой, потому что сам тупой. Он выхватывает с добрый — недоброй памяти! — десяток "корочек" и в интимной тишине благоухающего ароматом цветущих каштанов Киева ставит на два из них печати Львовского политехнического института. Потом через того же "вольняшку" передает их мне в зону. Далее события развивались, как течение музыки в "Хорошо темперированном клавире Баха".
Я заполняю корочки нужной информацией и шрифтом "полугост". Этот шрифт стандартен, он практическине подлежит экспертизе. До сих пор помню две фамилии будущих владельцев дипломов: Райтер и Яблонский. Осталось получить по пятьсот рублей за штуку на подставного вольнонаемного, опять же, человека. Прошло не так много времени — с полмесяца, может быть. Я звоню на почту и спрашиваю, не пришли ли деньги. Мне отвечают, что пришли. Все. Уже можно жить. И через две-три недели я оторвусь на поселение, где хоть голод мне не грозит.