Берется два стекла толщиной приблизительно пять миллиметров, между ними прокладывается так называемый ограничитель роста - обыкновенная плоская резина толщиной в два миллиметра и стягивается струбцинами. Потом берется смола, заливается в нее фотосенсибилизатор, и вся вышепоименованная химия зажимается между стекол. Потом рисуешь круглую печать, гербового орла, но самое сложное - шрифт по внутреннему периметру колец. Но и это проходимо: шрифтов полно в газетах и журналах, нужно просто вырезать буквицы и расположить их так, как требуется. Макет готов. Нужно переснять его на черно-белую широкую пленку. Можно использовать и узкую, но при увеличении могут вылезти мельчайшие огрехи качества.
Я обошел все комиссионные магазины города Киева, купил старый деревянный "Фотак" с гармошкой, очень симпатичную и полезную в домашнем обиходе машинку. В типографии приобрел высокочувствительную пленку ФТ-41, снимаешь на нее свой макет в масштабе один к одному и получаешь негатив нужной печати. Затем на одну из сторон стекла клеем БФ закрепляешь этот кадр. С благоговением - одну в правой руке, другую в левой - несешь к станку две обыкновенные медицинские кварцевые лампы (лучше ПРК-7). Ставишь их с обеих сторон этого бутерброда и облучаешь. А потом, опуская некоторые мелкотравчатые мелочи технологии, деньги получаешь. Хорошие по тем временам деньги. Позже, когда я освободился второй раз, все эти знания мне очень пригодились. Я создал подпольную типографию, где мы фабриковали уникальные изделия.
Но об этом - позже.
6
Некоторые более серьезные люди из наших "абитуриентов" хотели иного. Им нужен, говорил каждый из них, настоящий диплом, выданный институтом, а образования у них якобы хватает.
Тогда по заданию одного маэстро я стал говорить, что это возможно, что диплом будет легальным, но стоить не пятьсот, а пять тысяч рублей. Это в тогдашней стране стоило примерно столько же, сколько в сегодняшней - пять тысяч долларов. Довольно приличная сумма. Я спрашиваю: какой институт нужен? Называют желанный институт. Я еду туда с полномочиями Особой Инспекции МВД СССР и в личине капитана Аристова. Далее, по ходу "расследования", я просматриваю документацию за тот год, которым мой клиент хотел бы завершить свое высшее образование. В гроссбухах есть исходные данные обо всех выпускниках. Моя задача состояла в том, чтобы некоего имярека внедрить в этот список - и всего-то делов, как говорят на юге Магаданской области.
То есть, вписать фамилию и стереотипные данные заказчика в этот кондуит, потому что когда в институт приходит запрос о выпускнике, то институтские архивариусы смотрят именно в эти списки. Каждый выпуск приблизительно триста человек, а каждая страница вмещает приблизительно тридцать фамилий - иголку не просунешь. Если не находилось места для уважаемого клиента, то мы изымали документы на пару дней и полностью переписывали нужную нам страницу.
Мало того, мы вели клиента с курса на курс со всеми заведенными на него сопроводиловками. Для этого брали личное дело какого-нибудь студента и фабриковали дубль два. А потом осуществлялся тривиальный подлог. Возвращая в архив истинное личное дело, добавляли и подложное. Все? Все да не все. После всего этого я награждаю клиента моим дипломом, он его якобы теряет, получает в институте дубликат по запросу с места и уже тогда рассчитывается со мной. Как говорили в таких случаях скромные герои газетных полос: работа наша трудная, но в ней есть элементы творчества.
...Когда я вернулся в Киев, то узнал, что все из нашей бригады торгуют дипломами, а небезызвестный читателю Юрий Грейманович Юдкин продает их каким-то своим кагэбэшникам по десять рублей за штуку в гостинице "Лыбидь" в Киеве чтобы тут же в кабаке погудеть вечером.
7
Но пришла пора рассказать про то, на чем же мы засыпались.
Дело в том, что когда мы делали ночные шмоны у еврейских "коммерсантов" и гешефтмахеров, то наутро многие из них понимали, что ни к милиции, ни к прокуратуре ночные визитеры никакого отношения не имели. Но они, тертые калачи, не желали слышать от настоящих ментов: "Откуда у вас, простого советского человека, ценности на астрономическую сумму?" И они благоразумно помалкивали.
Но однажды Яшка Богатырев продал диплом своему знакомому, а коллеги Яшки ночью пришли этот диплом "с понтом" конфисковывать. Он, жадный до умиления чувств Яшка, практиковал одно время такую схему, глупее которой придумать мог бы только Петя Липкин, играющий в войну. Взяли яшкины люди этот диплом. Взяли кое-что из ценностей и кое-какие деньги. А брат "клиента" на нашу беду работал в уголовном розыске Киева. Он по информации "клиента" понял, что работает одна и та же бригада, о деятельности которой гудит вся киевская милиция. И обыватель, естественно, был наслышан.
Естественно, сыскарь включает верховое чутье и спрашивает своего униженного и оскорбленного братца о том, с кем он имел дело по диплому. Тот знает Яшу как облупленного и называет его. За Яшей устанавливается наблюдение. Дальнейшее нетрудно себе представить в динамике: наружное наблюдение - проходная завода - институт - отдел кадров - личные дела опознание. Все. Вся банда налицо.
Неутолимая Яшкина алчность стала началом очередного моего краха.
Меня в Киеве зовут Коля Шмайс. Почему? Я был дерзким. Был готов на все. Ирина Владимировна Вологодская, моя жена, всегда говорила: как же это нехорошо, Николай... Ей было противно, когда говорили Коля Шмайс. Я согласен с ней, но что можно теперь поделать? Я и пишу эту книгу. Пишу много лет, чтобы понять самого себя, а значит и тех, кому еще предстоят этапы. Их-то я и надеюсь предостеречь от борьбы с системой на криминальной стезе.
Система - самый сильный и многоглавый жулик. Как сказал один поэт: "...Ей отрубают голову, а у нее их три вырастает!"
Позже, на тюремных нарах у меня было много времени для раздумий... Как можно было суммировать все предшествующие нарам аферы и с какой личной меркой подходить к их оценке? Решил начать по алфавиту: на букву А - два вида преступлений, на Б - семь, на В, Г, Д... И далее - тоже не пусто. Наша группа была устойчивой и получалось у нас многое. А что в итоге? Кто мы и кто наши жертвы?
8
Ну вот, например, у того же Юдкина Юрия Греймановича был дальний родственник - Зиновий Аронович, живший под милой домашней кликухой Зюня. Шел Зюне девятый десяток на то время, о котором мой сказ. А отец Юдкина Грейман - был генерал-директором Московского пароходства, потом его посадили по линии ОРСа.43 И у этого папеле Греймана была двоюродная сестра. Она была горбата и малоупитана.
Кто ее замуж возьмет?
Находят Зиновия Ароновича Кассо, такого же еврея, и говорят:
- Возьми ее замуж.
Зиновий Аронович говорит:
- Я бы взял-таки, я ее почти люблю, но какое уже приданое вы за ней дадите бедному Зюне?
А давали за ней пятьдесят монет золотыми десятками плюс автомашину АМО из первого выпуска правительственных машин.
Зюня женился, расписался в ЗАГСе, прописал невесту к себе в отчужденную у русской буржуазии коммуналку на улице имени своего земляка товарища Володарского. Но после первой брачной ночи немедленно изгнал не сказать, что девушку. Не успел донестись из-под мрачных сводов коммуналки девичий крик, постепенно переходящий в женский, как бывшая невеста стала бывшей женой.
Родственники обманутой мадам Цыли сказали тому Зюне, что он категорически не прав.
- Надо жить хорошо! - сказали те родственники тому Зюне. - Или же ты верни нам уже золото или же мы вернем тебе уже не Цылю, а разбитое вероломством беременное существо!
Зюня напрягся и взял вес, ибо как правоверному еврею жить хорошо, не имея золотого запаса из резервов страны проживания.
И так с двадцатых годов и по семидесятые, когда мы уже-таки Зюню растрясли, они с женою жили в одной комнате той коммуналки. Но стояли у них две кровати. На одной кровати кочевал в будущее столетие Зюня, а на другой ночевала его жена. Так пятьдесят лет, пока не явились мы, я и Джоуль, с постановлениями на обыск.