Я снова сел и никого из своих раздолбаев не сдал, и никто из них не сел.
И снова мысли: зачем я так живу и могу ли жить иначе? Мысли о том, отчего же идет на преступление неглупый человек, знающий о неизбежности предательства и неотвратимости наказания? Парадоксально, но я был идеалистом. Среди преступников больше, мне кажется идеалистов, каждый из которых надеется, что его-то именно и минет чаша сия. А из идеалистов, как показывает история человечества, и происходят самые жестокие и неисправимые преступники. Как избежать страшной участи многих и многих? Я видел один выход: пока тебя не сделали сумасшедшим - учись быть таковым и будь здоров.
Она единственный твой друг и покровитель - шизофрения.
Однако об этом чуть позже.
Глова семнадцатая. Дубль три
1
Я знал многих из крупных киевских бандитов и жуликов. И у них были все основания доверять мне.
А незадолго до моего ареста у одной известной пианистки кто-то утащил четыре золотых антикварных петушка, которые были подарены ей не то Шостаковичем, не то Ростроповичем. И весь киевский "менталитет", естественно, был поднят в ружье. Полковник Хряпа, понятное дело, желал бы иметь еще орденок-с, а тут я - предполагаемый носитель информации оказываюсь у него в застенке. Он мне напрямую:
- Николай Алексаныч, дело ваше - плевое! Ну, подумаешь, какая-то вшивая подделка документов! Детская забава! Два года - и здравствуй, свобода! Мы можем его вообще прикрыть, но!.. Расскажи мне, где золотые петушки, и я тебя отпускаю!
Я говорю:
- Как не знать... Знаю...
- Ну?! И где?
- Как я могу здесь в подвале рассказывать? Давайте я на Крещатике побеседую с этими людьми, которых я знаю, от которых я слышал про этот инкубатор. - Я бестрепетно торгуюсь, и сам не зная еще зачем, но только чувствую. - А в подвале-то сидючи - как?
Старый сыскарь и я продолжаем играть в поддавки. Он говорит:
- Вы скажите сперва, о ком вы говорите: фамилия, кличка! А уж потом мы посмотрим...
Я: - Не-э-э! У нас разные позиции... Вы на втором этаже находитесь, откуда вся Сибирь, как на ладони, а я - в подвале. Вы меня отпускаете - я вам помогаю. Другого не дано...
Он не дурак. Кончил с этими петушками.
Ладно, Николай Алексаныч. Давайте по существу.
Ну и что по существу? Что там в портфеле? Дипломы? Я за них отсидел. Форма два? Это старая история. Дорога мне как память, я и за нее отсидел. С чем меня кушать будете?
Ну вот билеты еще...- мнется он, будто хочет показать, что знает больше, чем я предполагаю. - По Москве...
Оказывается, пока я гулял в Сочи, на меня был объявлен всесоюзный розыск, и мои фотографии (какие? из паспорта?..) были растиражированы на всю страну. Мой невнятный фотопортрет украсил собой все людные места: вокзалы, отделы милиции, парки культуры и отдыха.
Полковник Хряпа интересуется, где, мол, будем дело вести - в Москве или в Киеве?
Конечно, в Киеве! - говорю гордо. - Мой родной город Киев!
И я был прав. Ведь собственноручно я ни одного билета не подделал это факт. Ни одного не продал - правда. Меня не было в Москве - тоже правда. Все это время бойкой торговли я лечился в санатории - и доказывать не надо: куча тому свидетелей. Мне бояться нечего - я был абсолютно уверен и вел себя легко и уверенно.
И определяют меня к "Деду Лукьяну" - в тюрьму на улице Лукьяновской.
О-о! - кричат мне. - Капитан А-а-аристов!
Оказывается, сидят еще люди, которые еще со времен той моей отсидки не освободились. И наседки заквохтали:
Как ты? За что?
Сам не знаю, - говорю. - В Сочи отдыхал. На один день приехал посмотреть, как в Москве люди живут - и вот!
Тюрьма встречала меня, как героя, как космонавта, сходившего в открытый космос. Вспомнилась песня Александра Галича:
"...Все хорошо здесь в лагере:
Есть баня и сортир,
А за колючей проволкой
Пускай сидит весь мир..."
Почему же провалилась идеально продуманная, изумительная афера?
Сижу в камере и размышляю. Да, подвел так называемый человеческий фактор. И что? К этому времени, думаю я, билетов отловлено количество, близкое к критической массе. Люди все опрошены. Потом начнутся следственные действия, опознания. Суть дела такова: люди купили с рук билеты - билеты оказались фальшивыми. Им покажут мое фото - фото предполагаемого сбытчика билетов - и они в один голос заявят: нет, это не он. Так мне казалось на этот момент. Так должно быть, как ни крути. Так и было: никто меня не опознает, истекает третий месяц моего осадного сидения у "Деда Лукьяна" . Противная сторона в тупике. Тогда Киевская прокуратура берет санкцию на продление срока следствия, мотивируя это громоздкостью и многогранностью дела.
Проходит полгода - результат у ментов тот же: тупик. Где билеты печатались? Неизвестно. Кто продавал? И тогда - смех и позор! - они идут и берут санкцию Генерального Прокурора СССР Руденко, чтобы не выпускать меня. Ума-то нет, как говорит Миша Евдокимов. Объяснили, что я ранее дважды судим за подобного рода головоломки. Посадить - не ошибешься, но вот прямых улик найти не представляется возможным: хитер, матер, остер, о баланду зубы стер. Они, да и я, прекрасно сознавали, что остается последняя инстанция Верховный Совет СССР. Только этот орган мог санкционировать арест и следственные действия сроком свыше девяти месяцев.
2
Глас вопиющего в пустыне советской следственной практики. Я, конечно, понимаю, что в суде дело развалится, что они меня все еще не заглотили, что меня отпустят из зала суда. Но понимаю и то, что они меня не могут не посадить. Иначе как объяснишь прокурору: за что держали человека больше года? Пошла игра без правил. Я понял это и в сознании ощутил мрак.
Дубль три. Третья судимость. После второй - ты уже особо опасный рецидивист - ООР. ООР - это пожизненный надзор, а о надзоре я уже писал. Тот, кто видел стреноженного сильного коня, может почувствовать, каково это: жить в путах...
3
Судья был умный, "толковый малый, но педант". Этот его педантизм сослужил, вероятно, добрую службу многим действительно невиновным людям, попавшим в жернова самого гуманного в мире правосудия. В моем же случае он отправил дело на доследование, что само по себе было редкостью в судебной практике советского общества.
Но - все по порядку.
Большой судебный зал, десятки и сотни свидетелей из разных концов государства, которых судья пригласил явиться на суд. А отчего бы не посетить великолепный город Киев за государственный счет? И солирующий обвиняемый рассказывает им и суду свою печальную протокольную историю о больных ногах, о случайной знакомой, чья бабушка лечит травами, о билетах, купленных с рук и etc.
В наши либеральные дни, если ты правильно построишь свою защиту, то можешь не сесть, совершив любое преступление. Если ты, конечно, не болван. Пробовал я это сделать и тогда.
Ведь когда менты схватили меня на Казанском вокзале, а я сбежал, то ничего, кроме поддельного паспорта я у них за собой не оставил. Это основательная позиция, и я становлюсь на точку опоры. Далее. Я дал полковнику с Петровки точное описание того, у кого купил билеты: то есть Юры Калинковицкого, который уже давно слинял в свои Черновцы. Это также в мою пользу, поскольку совпадает наверняка с описаниями других пострадавших. И если б не этот поддельный паспорт и фальшивое удостоверение, которое я сбросил в вокзальную урну, я бы вообще с ними по-другому разговаривал, будучи сам фактически в числе потерпевших. И бежать бы от них не стал.
Но ведь за одно только предъявление поддельного паспорта мне грозило до шести месяцев лишения свободы по УК России. А у меня оставалось два года условных или недосиженных. Солидно и обидно. Поплыл бы я, как дерьмо по Енисею, на два с половиной гарантированных годка.
Третье. Никто не опознает меня. Все описывают маленьких чернявеньких "маланцев"56, а я - высокий и стройный.