Выбрать главу

Какой же город-то красивый! - в приливе чувств говорю я менту по кличке Ганс?... Он старшина по надзору, он десятки раз брал у меня сувенирные пистолеты-зажигалки, ножи и пр., и у нас были плотные деловые отношения. - Сходи за выпивкой! - продолжаю я, ломаю супинатор в башмаке и достаю оттуда червонец.

Но Ганс упирается: - Туда доедем - там и выпьем!

Я говорю: - Так ты открой хоть дверь бокса! Тут же не сауна, а душегубка!

Ганс, гестаповец, говорит: - Туда доедем - там иоткрою!..

"Да пропади ты!" - думаю. Но пропал то не он, а я.

3

Останавливаемся в городе.

Я еще закрыт от мрачных предчувствий светлым сиянием утра за решеткой. Я уже и самое решетку не замечаю - кто она такая? Коля Шмайс снова на коне и все, что позади, расточается, как дурной сон. И все же я спрашиваю поганца Ганса:

- Куда это мы приехали?

- Та зайду тут бумаги передам, - отвечает он.

Я читаю через окошко золотые по черному буквицы. Они складываются в страшные слова: "ПРОКУРАТУРА РОВЕНСКОЙ ОБЛАСТИ". Тут же этот иуда Ганс исчезает, а вместо него появляются трое "цветных" со словами: "Выходи!" - и ведут меня в застенок.

Все мое существо, как писали некогда в душещипательных романах благодушные сочинители, отказывается верить в случившееся и что-либо понимать.

- Это что: шутка такая? - говорю я, не найдя вопроса поумней. Только кровь шумит в ушах и ощущение, что закладывает уши, как ватой.

- Раздевайся...

- А где барышни? - пытаюсь я шутить, но меня раздевают догола: шмотки в одну сторону, котомка - в другую. Зовут понятых. Ганс тут же сопит и щурится, как сытый кастрат-котяра. Рвут на моих глазах брюки, выдирают супинаторы из обувки. Находят червонец, "находяи".

- Ганс, - говорю я, еще в шоке, - это что такое? - Нашел у кого консультироваться.

Ганс потупил взор и говорит, как второгодник: - А чё? Я ничё... Все нормально...

И ведут меня к прокурору в рваных штанах и раскуроченных ботинках.

Прокурор мне сразу говорит:

-Николай Александрович, рассказывайте все, как на духу. Расскажете все, как есть, - получите срок меньше, будете запираться - отмотаем по самый максимум. Выбирайте, вы ведь неглупый человек...

- Да я, гражданин прокурор, не знаю, о чем речь! Честно становлюсь на путь исправления, еду на поселение и вдруг - бац!..

- Бац... Ганс...- со скукой, разлитой по всему своему облику и кабинету, перебивает меня гражданин начальник, открывает папку, и я вижу в ней два диплома на фамилии неких недоучек Райтера и Яблонского. А к ним приложены показания этого львовского жульмана.

- Тэц... Бэц... - продолжает прокурор, берет показания и зачитывает:

- "...Попав в зону... твердо решив встать на путь исправления... я узнал, что есть человек, который имеет на продажу корочки дипломов и, выйдя на поселение, станет продавать их, нанося урон... системе высшего образования страны и вследствие этого - всему народному хозяйству..." и так далее, etc.

Оказалось, что этот львовский - агентурный осведомитель, завербованный на тюрьме и подброшенный, как кукушонок, в нашу "семью" специально под меня.

И не то, чтобы мне стало легче, когда прояснилась неопределенность возникшей коллизии, а вернулось привычное чувство протестного сопротивления - стихия. Еще раз повторяю, что когда тебя гонят вниз, то единственный выход - уходить наверх, используя все зримые и незримые свои силы.

А в зоне - шмон. После моего отъезда, якобы, на поселение мой барак перевернули вверх дном - искали "канцелярию" и "учебную часть". Поскольку экспертиза не подтвердила факт наличия моего почерка на дипломах, нужны были сами "корки" и печати. Несколько человек знали, где я кое-что припрятал. Например, Н. Хоминец, по кличке Коля Кинг, серьезный жулик из моего Конотопа, но он меня не сдал.

Снова рыли землю и осушали болота в Конотопе. Снова мама терпела позор. Опросили всех моих старых знакомцев - тишина. Один Яшка Богатырев, издохший недавно в Америке от рака легкого - сигар, видите ли, ему захотелось - стукнул, что через незнакомых людей поступало к нему предложение из зоны от Михалёва. Но он, иуда, якобы, при всем желании не мог выполнить эту просьбу, поскольку никаких дипломов и в глаза не видел отродясь.

И что в итоге имело следствие? Два диплома, которые оказались в оперчасти неизвестно как, и показания их агента, стукача, наседки, да дипломы на вымышленные имена. Даже по закону подлежали наказанию лишь те "деяния, которые влекли за собой незаконное освобождение ...от каких-то обязанностей или незаконно дающие дополнительные права". Кому и какие права я дал? Несуществующим в природе людям? Именно это позже и отметит адвокат.

А меня везут в СИЗО Ровенской области, когда до конца отбытия трехлетнего срока остается девять месяцев.

И этого львовского "вора в законе" тоже привозят.

А мне перестукивают из камеры: "Колюня, менты его сами опустили, башку разбили и хлоркой посыпали, руку или ногу выломали". Не скрою, это слабое, но утешение. Потому, что раскрутка идет; в Конотопе, в Киеве, в Москве следствие собирает все старые приговоры, они ищут ниточки, которыми шьются дела. Я сижу в СИЗО еще в пределах старой санкции, срок нового следствия кончается, а дело не вытанцовывается.

И тогда меня до суда возвращают в зону ИТК-46.

Я прихожу туда в третий раз...

4

До суда я старался занять себя работой под завязку, а поскольку на руководящую должность меня поставить хозяин уже не мог, я пошел в бригаду Бори Стариченко, уже знакомого читателю. Ему еще, как медному котелку, было тянуть восемь лет, и он был грамотным специалистом по электрохозяйству. Человек свой, он научил меня разбираться в наладке и устройстве пускателей, в электроизоляционных работах, а я тем же временем готовлю из нашей братвы девятнадцать лжесвидетелей, которые на будущем суду должны показывать, что не я, а этот львовский кент продавал дипломы на зоне.

Православные богословы говорят, что "из клевет самая тяжелая - ложное показание на кого-либо в суде". Но не бывает ли так, что отказ от самозащиты граничит с грехом самоубийства? И так ли уж праведны сами мои обвинители? Так, если бы Мелхола не скрыла Давида, то тот был бы убит. Так Ревекка подвела к Исааку для благословения вместо старшего сына Исава младшего, Иакова. Так Авраам, прийдя в Египет, назвал Сарру вместо жены своею сестрою... А что же мне, глупому, оставалось делать, как не цепляться за соломинку в этом море обыденных лжи и предательства?

Я подготовил информацию от людей в Киеве о том, что когда мы грешили этим делом, то за дипломами приезжал именно этот человек, а значит, у него вполне могли остаться какие-то из них. Эти люди скажут, что он мне и многим другим еще должен деньги по зоне. А значит, у него есть мотивы, по которым легче отделаться от меня, чем выплачивать долг. И он, таким образом, решил от меня избавиться.

На день суда версия выглядела так, что я дипломов уже лет шесть и в руках не держал. Все мои лжесвидетели в один голос заявляют, что этот львовский торговал дипломами и говорил, что может сделать документ любого советского вуза. "И такие?" - показывают им дипломы несуществующих господ Райтера и Яблонского: других-то в деле нет. "Вот именно такие!" А мой адвокат сказал примерно следующее:

- Я не вижу в деле состава преступления. Разве может быть квалифицировано как преступление наличие в деле документов, неизвестно кому доселе принадлежащих и заполненных на фамилии лиц, которых в природе не существует? Это больше похоже на первоапрельскую шутку. Если даже мой подзащитный Михалев и развлекся подобным образом, то это никоим образом не подпадает под какую-либо из существующих статей уголовного кодекса! Представьте себе, что некто изготавливает диплом на имя президента Никсона - и что: давать ему за это срок?! Юридически это никакая не подделка документов. И этот суд - профанация права и законности!

Суд, похожий на цирк, уходит на совещание.

Совещание, похожее на пятиминутку, завершается.