Ну, остался последний бросок. Все силы надо положить на то, чтобы завершить мое путешествие успешно.
16 апреля
Поземка. Температура воздуха — минус 22 градуса. Ветер северный.
С тех пор как 14 апреля я получил снаряжение, не имею возможности отправиться в путь из-за пурги. Сила ветра достигает 10 баллов. Это уже четвертый день стоянки: палатку я поставил 12 апреля. И это именно сейчас, когда мне остается сделать последний переход. Задержка стала так удручать меня, что заболело даже сердце. Бездельничать — это непозволительная роскошь для меня. И плохая погода не оправдание. Желая хоть чем-то восполнить свое бездействие, под звуки ветра, рвущего снаружи палатку, я мастерю из тюленьей кожи новый хлыст, потом рукавицы из меха карибу. Закончив что-нибудь одно, тут же нахожу себе новое занятие. Обстрогал рукоятку хлыста. Из-за мороза руки действуют с трудом, лежать на боку неудобно. Но я креплюсь и продолжаю что-то делать. День проходит быстро.
Вечером накормил собак. На стоянке они отдыхают, как всегда, свернувшись калачиком и укладываясь головой в подветренную сторону. Постепенно их заносит снегом, и они так спят, бережно храня тепло собственного тела. При шуршании обертки, в которую упакован их корм, они разом просыпаются, встают и с нетерпением ждут моего приближения. Видно, что в это время их ничто, кроме еды, не волнует.
17 апреля
Пасмурно. Пурга. Температура воздуха — минус 18 градусов. Ветер северный.
Всю ночь дул северный ветер силой восемь баллов и с остервенением трепал палатку. Я проснулся в пять часов утра и, лежа в спальнике, в отчаянии слушал его завывание.
Самое страшное то, что ветер будет дуть в лицо, и, кроме того, пурга существенно ухудшает видимость. В таких условиях отправляться в путь совершенно невозможно.
В десятом часу ветер стал ослабевать, и я решил, что примерно через час можно будет двигаться в путь. Надел брюки из шкуры белого медведя и унты из тюленьего меха.
Из палатки вылез в половине одиннадцатого. В течение долгой стоянки на нарты и упряжь намело много снега, и поэтому пришлось долго их откапывать. Потом оказалось, что куда-то делся один из двух привезенных в последний раз шестов. Поискал его наобум там и сям, но вскоре понял, что найти его невозможно.
По прихоти пурги лед местами покрылся сугробами высотой до метра, местами же гладко поблескивал, словно зеркало, нимало не припорошенный снегом.
Подготовка к отправлению затянулась до половины первого. Выправил нарты на север, и тут мне в лицо с неистовой силой ударил колючий, как песок, ветер. Невозможно было открыть глаза. От такого ветра и снега начинает болеть голова.
Взял курс на северо-восток: от пилота я узнал, что в этом направлении тянется ровный, невсторошенный лед. Еще он сказал, что этот лед молодой. И точно, не прошел я и полчаса, как обнаружил именно такой лед. Но — увы! — весь он, словно ранами, был покрыт трещинами.
И тут вдруг бежавшая впереди собака совершенно неожиданно провалилась в воду. Что делать? Бросить собаку? Это невозможно. Но остановиться — утонут и собака и нарты. Интуиция подсказывает мне что останавливаться нельзя. Не своим голосом я закричал: «Яя! Яя!»
Времени нет даже оглянуться: боковым зрением, вижу собаку, которая выкарабкивается из трещины, с сам в это время выбираю места, прикрытые снегом интуитивно чувствуя, что под ними находится лед. Нарты постепенно погружаются в воду. Вне себя от ужаса я заорал на собак. Но они и без того бегут дружно и легко: нарты хорошо скользят по мокрому льду.
Трижды попадая в такие места, где нарты начинали погружаться в воду, мы все-таки каким-то чудом добрались до старого льда. Я обернулся назад, и ужас охватил меня: за нами тянулся след, посередине которого лед был разломан и начинал расходиться в разные стороны. Представить страшно, что бы произошло, если бы я тогда остановился выручить собаку. Нечто еще не совсем осознанное заставило меня тогда крикнуть собакам «яя!». Я назвал бы это «нечто» инстинктом самосохранения, животным страхом за жизнь.
Я был уже готов вновь отправиться в путь, как неподалеку раздался незнакомый и неприятный шум. Прислушался. Это впереди, метрах в пятидесяти от меня, двигается торос, и я застываю на месте. Давно уже мне хотелось увидеть «сцену» движения торосов, и вот теперь я смотрел как завороженный, не сводя глаз.
Торосы двигались довольно быстро: примерно со скоростью 20–30 метров в час. Мне казалось, что льдина, на которой находился я, была неподвижна, но она, конечно, перемещалась, вращаясь, как поворотная сцена, в направлении с северо-востока на юго-восток. Каждый раз, когда она при этом сталкивалась с другими льдинами, раздавались громкие звуки, похожие на выстрелы. При каждом таком столкновении из воды поднимался кусок льдины высотой метра в два. Картина величественная, но вдруг появляется ощущение нереальности происходящего, словно ты перенесся в глубокую древность, когда по земле разгуливали горделивые чудовища. И холодок пробегает по спине.
Вдруг перед упряжкой змейкой пробежала трещина. Сейчас и здесь образуется разлом! В растерянности я бросился на нарты и поспешно повернул на юг. Повсюду были видны гряды торосов, и я знал, что многие из них движутся, но угадать, какие именно, конечно, не мог. Каждая из них могла в любой момент прийти в движение, словно от какого-то толчка извне. При этом возникает такое впечатление, что вся масса льда Северного Ледовитого океана начинает разом перемещаться. Так вагоны передают друг другу толчок локомотива, и весь состав вдруг оживает.
Я же представлялся сам себе ничтожным семечком, потерянным в этой ледяной стихии, и, что будет со мной, предугадать не мог.
Торосы постоянно преграждают мне путь, и я вновь и вновь меняю направление. Издалека кажущиеся вполне безобидными, вблизи они предстают передо мной непреодолимыми исполинами, которые к тому же довольно быстро куда-то движутся. Увлеченный этим соревнованием с торосами, я уже перестал понимать, куда еду. Наконец мне показалось, что движение льдов прекратилось. Я остановил нарты на ровной льдине размером около ста квадратных метров. Было половина десятого вечера. Поставил палатку. Но ощущения, что нахожусь в безопасности, не приходило.
И действительно, через некоторое время к северу от меня трогается с места и плывет льдина размером около пятидесяти квадратных метров. Может быть, и моя вот-вот тронется? Настроение тревожное.
Ощущение нестабильности положения усиливается и в связи с тем, что вновь прибывшие собаки еще не освоились, не понимают моих приказаний и не слушаются Куро. Сегодня мне пришлось бы совсем худо, если бы не мой вожак. Надо отдать должное Куро в том, что, несмотря на сопротивление новых собак, она не уступала своего лидерства и настойчиво заставляла остальных подчиняться себе.
Пожалуй, я и сам растерялся больше, чем всегда. Во мне появилось нечто похожее на боязнь льда. Сначала по неопытности я отнесся к торошению — явлению, свидетелем которого я стал сегодня, — несколько легкомысленно. Я видел в этом привлекательное зрелище и никакой опасности не почувствовал. Взялся было даже снимать все это на кинопленку (специально для этой цели я захватил с собой два киноаппарата) и совсем не подумал о том, что лед подо мною тоже движется. Когда же очнулся, то растерялся настолько, что полностью потерял над собой контроль. Очевидно, сегодняшнее торошение было вызвано теми северными и северо-северо-восточными ветрами, которые дуют вот уже третьи сутки подряд. Вне всякого сомнения, причина заключается именно в этом.
18 апреля
Переменная облачность. Температура воздуха — минус 20 градусов. Ветер северный, затем западный.
На рассвете еще в полудреме я уловил неприятные звуки трескающегося льда. Некоторое время я никак не мог поднять веки… Наконец встал и вылез из палатки. И совсем рядом с ней обнаружил трещину шириной около 30 сантиметров. Живо складываю палатку и в десятом часу спешно отправляюсь в путь. Но в дебрях окружающих меня торосов никак не могу понять, куда же мне двигаться. Осмотрелся — ничего похожего на проход нигде не было. Начинаю орудовать ломом. Торосы, очевидно возникшие этой ночью, еще не успели смерзнуться, и мне довольно просто удается проложить дорогу, преодолев на расстоянии в 200 метров три внушительных гряды.