Снег становился глубоким, и собакам все труднее было бежать. На мысе Барбадо я разбил палатку. Неподалеку виднелись огромные айсберги — их длина достигала метров сорока. Преграждая путь северным ветрам, они служили мне защитой от них, и я решил, что выбрал удачное место для стоянки.
Трудовой день закончился, и я мог залезть в спальник. Снаружи все было тихо. Этот мир безмолвия сильно отличался от района Северного полюса. Там мне приходилось устраивать стоянки среди постоянно сталкивающихся друг с другом льдин. Эти звуки постоянно ломающегося и трескающегося льда окружали меня всечасно, не давая отдыха ни на минуту. Здесь же, на льду у фьордов, сколько я ни вслушивался в тишину, не мог уловить в ней ни звука. Поистине мир безмолвия. Но это и не вакуум. Такое ощущение, что эта тишина несет в себе нечто мистическое. В памяти вдруг всплыл недавно виденный мираж… Природа не была немой, просто она умела молчать.
18 мая
Переменная облачность. Температура — минус 3–5 градусов. Ветер северо-восточный.
Светит солнце, и стало совсем тепло. Я снял верхнюю одежду и остался в шерстяном спортивном костюме. Совсем не холодно. Но снег очень глубок, и собаки все время проваливаются по самое брюхо, да и нарты буквально тонут в нем. Фактически собаки не могут бежать — они просто барахтаются в снегу. Поначалу хорошее настроение постепенно исчезло при виде их мучений. Да, радоваться было нечему.
День выдался необыкновенно трудным. То мы пытались найти твердый снежный наст и шли по морскому льду, то вновь возвращались к берегу, но, не найдя там того, что искали, снова возвращались на лед. Наконец, убедившись в том, что снег везде одинаково глубокий и рыхлый, я решил, что на сегодня хватит, и остановился. В итоге было пройдено всего 20 километров. Измученные до предела собаки тут же, как только остановились нарты, повалились в снег. У одной видел пораненную лапу, у других вроде бы все в порядке.
«Ну, ребята, наваливайся», — сам еле живой приговариваю я, раздавая им корм.
На берегу видны горы, означающие, что мы уже дошли до фьорда Индепенденс. Мои координаты — 82°16 северной широты и 24° западной долготы. Еще немного к западу, и я подойду к леднику Академи. Осталось каких-нибудь 150 километров. Это будет первым настоящим препятствием в путешествии по Гренландии. Снег и усталость собак уже вторая проблема.
Недалеко от стоянки виднеются пятна почвы, не прикрытые снегом. Подошел поближе — грязь не грязь и не глина, не такая липкая, но и не твердая, вся в трещинах. В ней видны включения из ракушек и гальки, растительности же нет никакой. Кое-где лежат камни, очевидно сильно выветренные — вся их поверхность растрескалась и расслоилась. Местность имеет возвышенный рельеф, но, очевидно, давным-давно это было дно моря… Когда мне приходится бывать в таких дремлющих веками местах, появляется странное ощущение, что сам я перенесся в те давние, седые времена.
19 мая
Снег. Пасмурно. Температура воздуха — от нуля до минус трех градусов. Поземка.
Впервые за долгие дни моего путешествия по Арктике стоит такая теплая погода. Идем вдоль берега по ледяной террасе. По карте это довольно-таки прямой участок пути, но на деле он приобретает вид извилистой кривой, и по сравнению с картой все расстояние увеличивается для нас на добрую треть. После двух с половиной часов мы вынуждены сделать двухчасовой привал. Быстро готовлю себе суп из концентрата. После отдыха решил идти поближе к берегу. Здесь был старый лед, покрытый плотным снежным настом, и мы, восполняя задержку в пути, полетели вперед со скоростью шесть-семь километров в час. Всего за день было пройдено около 40 километров.
Место, где я поставил палатку, было расположено у входа во фьорд Индепенденс, у его отвесного крутого берега, имеющего вид каменной стены с будто отполированной поверхностью.
Собаки бежали сегодня хорошо, быстро и ровно, несмотря на то, что мы находимся в пути без отдыха вот уже несколько дней. Надо пойти и погладить каждую из них, даже если я кем-то из них был только что недоволен.
Собаки тяжело дышали, раскрыв пасти и свесив языки. Угрюмо глядя на меня, они не выражали никакой радости, но, когда я стал их гладить, приговаривая: «Молодцы, хорошо бежали, молодцы», ни одна из них не смогла не ответить мне помахиванием хвоста.
Да, я могу грозно размахивать хлыстом и кричать на них со страшным выражением лица, но сейчас трудовой день закончен, и все мы вновь единая семья, сплоченная чувством одиночества и затерянности в этом ледяном мире. Собаки всегда ходят за мной, пока я подыскиваю место стоянки, — нет, чтобы отдохнуть. Это мои единственные собеседники. Гляжу на их умильные, простодушные мордахи, и на сердце становится сразу легче.
Выросшая передо мной каменная стена настолько высока, что мне приходится задирать голову, чтобы увидеть, где она кончается. Я пригляделся — не такая уж она гладкая, напротив, вся испещрена трещинами, как лицо дряхлого старика — морщинами. Я слышал, что с геологической точки зрения это очень древний район. Такие же обрывистые берега и в районе Туле, и в других местах острова. Кажется, что они сторожат его со времени образования нашей Земли. Эта стена тянулась вдаль километров на десять. Снег кончился, небо прояснилось, и я увидел противоположный берег фьорда. А до ледника еще оставалась добрая сотня километров. Сейчас мне предстояло войти во фьорд. Но вдоль какого его берега лучше было идти — северного или южного? Как угадать, где больше будет участков, покрытых твердым настом?
20 мая
Ясно. Временами облачно. Температура воздуха — от минус 3 до плюс 2 градусов.
Наконец я решаю идти до ледника Академи вдоль южного берега фьорда. У северного, где я сейчас нахожусь, снег очень глубокий и рыхлый. Он прилипает к полозьям и мешает нашему продвижению. Надо было бы для верности пойти и посмотреть, как обстоят дела у южного побережья, но я отказываюсь от этого намерения; даже если снег там такой же плохой, то по крайней мере я выиграю в расстоянии: до ледника оттуда ближе.
Итак, на двенадцатый день пути мы оставляем позади мыс Моррис-Джесеп. Пока что все идет по намеченному плану. Кроме тех дней, когда мы задерживаемся на месте из-за плохой погоды, скорость нашего продвижения достаточно велика. Вот уже второй день подряд мы проходим за день по 40 километров.
Отправились в дорогу в половине восьмого вечера. Расстояние от северного берега фьорда до южного составляет 18 километров. Сначала наш путь пролегал по не покрытой снегом, ровной, как стол, поверхности льда, и бежать собакам было легко. Но когда мы достигли середины фьорда, вдруг началась полоса бугристого льда с волнообразной поверхностью, в складках которой скопился рыхлый снег. Собаки снизили скорость. Бежать им стало труднее, но я не останавливался. Сегодня нужно было не только дойти до южного берега фьорда Индепенденс, но и, двигаясь вдоль него, достигнуть устья впадающего в него фьорда Аступа: ведь сюда 22 мая прибудет самолет с партией снаряжения для меня.
У южного побережья снег такой же рыхлый, как и у северного. Особенно трудно достались нам последние 10 километров пути перед фьордом Аступа. На их преодоление мы потратили целых четыре часа. Берег возвышался над нами семисотметровой отвесной стеной. Его верх был покрыт шапкой льда, которая в некоторых местах сползала с крутизны длинным языком. Такие ледники я встречал на Эвересте. Здесь, на Севере, они, обрываясь с высоты, падают на морской лед, образуя нагромождения льда и постепенно вырастая до огромной горы, имеющей форму круглого, не завершенного доселе строения.
Я еще никогда не видел собственными глазами, как образуется ледник на Севере, но много слышал и читал об этом. Наблюдая этот процесс сам, я удивился простоте этого механизма; в то же время грандиозность и величие увиденного потрясли меня. Впечатление было настолько велико, что я чувствовал себя не вправе перед лицом происходящего заниматься чем-то незначительным и пустяковым. Я должен был совершить нечто достойное этого чуда. Меня охватывает вдохновение, я принимаю вызов природы и готов идти вперед и вперед, не жалея сил.