— Мистер Болитар? — Хотя Эф-Джей, вероятно, думал о Майроне плохо, его мягкий, хорошо поставленный голос, казалось, свидетельствовал об обратном.
— Слушаю вас…
— А не пошли бы вы куда подальше!
Он произнес эти слова шепотом, с очень странной улыбкой на губах и после этого не откинулся на спинку стула. Майрон же ощутил, как у него по спине снизу вверх поползло что-то холодное и крайне неприятное, но глаз не отвел и во второй раз оглядываться не стал.
Неожиданно на столе зазвонил телефон. Фрэнк нажал кнопку интеркома.
— Ну, что там еще?
— На линии партнер мистера Болитара, — произнес женский голос. — Желает переговорить лично с вами.
— Со мной?
— Да, мистер Эйк.
Фрэнк смутился, пожал плечами и, нажав другую кнопку, подключился к линии.
— Слушаю, — сказал он.
— Привет, Фрэнсис.
В комнате все замерло, как на фотографии.
Фрэнк откашлялся, прочищая горло.
— Привет, Уин.
— Надеюсь, я случайно не прервал важный деловой разговор? — осведомился тот.
Ответом ему послужило гробовое молчание.
— А как поживает твой старший брат, Фрэнсис?
— Он в порядке, Уин.
— Надо ему позвонить. Мы с ним не общались уже целую вечность.
— Это точно, — промямлил Фрэнк. — Обязательно скажу ему, что ты о нем справлялся.
— Вот и хорошо, Фрэнсис. Скажи. А то мне пора бежать. Прошу, передай от меня приветы Рою и своему очаровательному сыну. Все-таки я поступил невежливо, не поздоровавшись с ними прежде.
Фрэнк с минуту молчал, потом произнес:
— Эй, Уин!
— Я весь внимание, Фрэнсис.
— Мне не нравятся подобные загадочные звонки. Ты меня слышишь?
— Отлично. Я все слышу, Фрэнсис.
Потом в микрофоне щелкнуло, и на линии установилась тишина.
Фрэнк посмотрел на Майрона.
— Проваливай отсюда.
— Ты не ответил, почему тебя так интересует судьба Брэнды Слотер?
Фрэнк поднялся из-за стола.
— Уин, конечно, субъект опасный, — произнес он. — Но назвать пуленепробиваемым его нельзя. Так что если ты, Майрон, не уберешься отсюда немедленно и вякнешь что-нибудь еще, то я велю привязать тебя к стулу и начну подпаливать зажигалкой твое мужское достоинство.
Не утруждая себя прощанием с присутствующими, Майрон поторопился удалиться.
Майрон сел в лифт и поехал вниз. Уин — на самом деле его звали Уиндзор Хорн Локвуд-третий, ждал его в холле. Сегодня он надел костюм в стиле выпускника дорогой частной американской школы прошлого века. А именно: синий блейзер, легкие брюки цвета хаки, белую рубашку с воротничком на пуговичках и яркий пестрый галстук в цветовой гамме дизайнера Лилли Пулитцер, которая, как известно, не чуралась левацких идей, что нашло отражение в ее творчестве. Светлые волосы разделял безупречный пробор, нижняя челюсть выдавалась ровно настолько, насколько ей следовало выдаваться у крутого, но не грубого, хорошо образованного парня. Высокие, прекрасной формы скулы казались изваянными из старинного фарфора, а глаза отливали голубизной льда. Майрон знал, что всякий, кто хорошенько всмотрится в черты Уина, почти неизбежно возненавидит их обладателя. По многим причинам. Уин прямо-таки излучал великосветское высокомерие, снобизм, расизм и антисемитизм. Кроме того, от него, казалось, исходил особый аромат «старых денег» — состояния, заработанного не им лично, а его предками и, что называется, взошедшего на крови и поте бедных и обездоленных. Нельзя, однако, не заметить, что всякий, кто пытался по всем этим признакам судить о личности Уиндзора Хорна Локвуда-третьего, сильно ошибался, причем, как это довольно часто бывало, не без вреда для себя самого.
Уин даже не взглянул на подошедшего Майрона. Он смотрел куда-то вдаль, словно позировал для статуи, предназначенной для украшения центрального городского парка.
— Я тут кое о чем думал, — произнес Уин.
— И о чем же? — осведомился Майрон.
— О том, к примеру, что если бы я себя клонировал, а потом вступил со своим клоном в половую связь, то как бы это называлось — инцестом или мастурбацией?
Вот такой он, Уин. Как говорится, ни убавить, ни прибавить.
— Рад, что ты не терял времени зря, — сказал Майрон.
Уин соизволил посмотреть на него.
— Если бы мы все еще учились в Дьюке, то, возможно, посвятили обсуждению этой темы несколько часов.