У меня был список, я схватила большую тележку и выбрала все, что требовалось. Потом встала в очередь. В очень длинную очередь. Я ждала, и поскольку другого занятия у меня не было, разглядывала стоявших рядом женщин. И их тележки.
Они были заполнены батонами белого хлеба, банками с растворимым холодным чаем, пакетами замороженной стручковой фасоли и моркови, банками с соусами для спагетти, картошкой фри, замороженной французской пиццей, упаковками порезанной болонской колбасы, оранжевым американским сыром в пластиковых пакетах, упаковками из двадцати четырех рулонов туалетной бумаги, банками с содой, пакетами апельсинового сока, коробками сухих завтраков и картофельного пюре быстрого приготовления. Они закупали все необходимое для всей семьи.
А сами женщины? В джинсах и джемперах или в спортивных брюках и футболках. Волосы забраны в хвосты, кто-то без макияжа, а у кого-то он слишком яркий. Как будто им абсолютно все равно, как они выглядят. У них были огромные связки ключей и дисконтные карты всех известных магазинов. И купоны на скидку.
А еще у них, как и у меня, были списки. И я подумала, что не хочу так жить. Не хочу становиться одной из них. И я убежала из магазина. Просто бросила тележку и убежала. На огромной скорости вернулась в город и обошла всю свою квартиру. Чтобы вспомнить, кто я такая.
– А за ужином я солгала его родителям. Сказала, что мне пришлось работать допоздна и не было возможности ничего приготовить. Я заказала еду из ресторана Лолы. Она пришлась им по вкусу. И я им очень понравилась.
Но я знала – уже тогда знала, – что не смогу выйти замуж.
Французский поцелуй
– Я ненормальная, да? – смотрю я на Жана-Франсуа.
– Я бы не сказал, – улыбается он. – Но почему ты приняла его предложение?
– Мне казалось, что я должна выйти замуж. Как все, – пытаюсь пошутить я.
– Out.[44] А потом все разводятся.
– Точно.
– Лекси, mon amie,[45] ты совершенно не обязана поступать так, как все остальные. Не должна выходить замуж, потому что уже пора. Не должна заводить детей, если не хочешь. И совсем не обязательно ходить в супермаркет, если тебе это не нравится.
– Знаю. Теперь продукты мне доставляют на дом, – смеюсь я, а следом за мной и Жан-Франсуа.
– Ах, Лекси, твои желания отличаются от того, что хотят другие. В этом нет ничего дурного. Но это усложняет тебе жизнь. Qui?[46]
– Да, – тихо отвечаю я.
– Пойдем выпьем латте, и жизнь наладится.
Мы идем в «Ла Коломб», французскую кофейню недалеко от Риттенхаус-сквер. Жан-Франсуа заказывает себе эспрессо, а мне латте.
И я не возражаю, что он делает выбор за меня.
Мы пьем кофе, он рассказывает мне о своем детстве и родителях. Мы обсуждаем работу преподавателя и литературу: французскую, английскую и американскую. У Жана-Франсуа очень интересная жизнь. Как и у Элли.
– Элли сказала, что ты ее лучшая подруга, – говорит он мне, когда мы идем по Риттенхаус-сквер, ярко освещенному полуденным солнцем. – И что ты ей ближе всех.
– Да, – подтверждаю я.
– Значит, для меня очень важно, чтобы ты одобрила наш брак.
– Жан-Франсуа, ты можешь обойтись без этого.
– Нет. – Он останавливается, я оглядываюсь и оказываюсь с ним лицом к лицу. – Я не могу допустить, чтобы хоть что-то огорчало Элли. Если ты расстроишься из-за нашей свадьбы, она тоже будет несчастна. А я этого не хочу.
– Я ценю это.
– Итак. – Жан-Франсуа продолжает путь и обнимает меня за плечи. – Решай, нравлюсь ли я тебе. – Он улыбается.
– И когда я должна принять решение?
– Когда тебе будет удобно.
– Ладно.
– Когда ты будешь готова.
– Хорошо.
– Например, сейчас вполне подходящий момент.
– Прямо сейчас?
– Я тебя не тороплю.
– Понятно.
– Когда ты примешь решение. И не секундой раньше.
– Хорошо. – Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. – Ты мне нравишься. Ну вот, я это сказала. Счастлив?
– Очень, – отвечает Жан-Франсуа и кладет руки мне на плечи. – Мы друзья. Ты и я. Правильно?
– Да, мы друзья.
Он предлагает мне взять его под руку, и я не возражаю.
– C'est bon,[47] – говорю я с испанским акцентом.
– Мы поработаем над твоим французским, – смеется он.
– Oui, monsieur.[48] Чуть позже. А сейчас мне пора к врачу.
– Ты плохо себя чувствуешь? – заботливо спрашивает Жан-Франсуа.
– Проблемы с головой.
– Ах, психиатр, – кивает Жан-Франсуа. – Мы еще увидимся?
– Oui. Ciao![49] – отвечаю я и уже собираюсь уходить.
– Нет, нет! – кричит он, и я испуганно оборачиваюсь. – Мы должны попрощаться по-французски. С тебя французский поцелуй.
– Что?
– Иди сюда, – говорит он и тянет меня назад, пока я снова не оказываюсь напротив него. Улыбаясь, он сначала целует меня в правую щеку, потом в левую и снова в правую. – Во Франции друзья целуются трижды. Поняла?
– Поняла, – киваю я.
– Au revoir,[50] Лекси, – говорит Жан-Франсуа и уходит, а я стою, чуть не плача, потому что его поступок был простым, но очень искренним. Ему ничего от меня не нужно. Только дружба.
Я остаюсь стоять посреди парка, на дорожке, выложенной булыжником, и чувствую абсолютное спокойствие, словно поцелуи Жана-Франсуа одурманили меня. Как я счастлива! Как хорошо, что я взяла выходной, чтобы встретиться с ним.
На церкви Святого Патрика бьют в колокола, и их музыкальный перезвон разносится по всей площади. Четыре удара. Господи, уже четыре часа! Я опаздываю к доктору Франклину.
Доктор Франклин. Сеанс третий
– Я хотел бы услышать о твоей работе, – просит доктор Франклин.
И я начинаю хвастаться: рекламные мероприятия, известность, встречи со знаменитостями, большой офис, высокая зарплата… С драматичными нотками, обычно свойственными Лоле, я излагаю историю своего прихода к власти в «Голд груп». Но доктор Франклин видит меня насквозь:
– Такое впечатление, что у тебя напряженные отношения с владелицей компании.
– Со Сьюзен? – Я смеюсь. – Я почти не воспринимаю ее как свою начальницу. У нее масса занятий гораздо более важных, чем посещение офиса. Свои круги ада: балет, плавание, музыка, доктора, наборы «Хэппи мил» и супермаркет.
– Ты не завидуешь тому, как она живет?
– Ни капельки!
– Как ты думаешь, она счастлива?
Я пожимаю плечами:
– Она не выглядит счастливой и все время спешит куда-то.
– Некоторые женщины слишком увлекаются ролью матери, но постепенно все приходит в норму.
– Знаю. Моя подруга, Миа Роуз, просто потрясающая мать. Но у нее нет чувства превосходства, как у Сьюзен. Вот в чем дело. Сьюзен считает неполноценной любую женщину, у которой нет детей. «Мне нужно отвезти детей» – вот предлог, которым она чаще всего пользуется. И она произносит это, чуть ли не хвастаясь. «Моих детей!» Но парадокс в том, что я люблю ее детей и сочувствую им. Сьюзен постоянно куда-то спешит, а им не хватает ее внимания.
– Ты не завидуешь Сьюзен, но считаешь, что она завидует тебе?
– Именно так, док, – киваю я с умным видом.
Он кивает одновременно со мной:
– Пытаясь утвердиться в собственных глазах, она общается с тобой свысока.
– Точно.
– А может, ты ведешь себя высокомерно, чтобы оправдать свой образ жизни?
Я беспомощно смотрю на доктора Франклина. Он ждет ответа.
– Доктор, но вы же должны быть на моей стороне!
– Так и есть, Лекси, – усмехается он. – Может быть, ты считаешь нелепой жизнь Сьюзен, чтобы не искать проблем в своей? Легко судить других, сидя в уютном безопасном местечке. Ты, случайно, не ведешь себя по отношению к ней как футбольный болельщик у телевизора?