Но хуже всего было то, что Михаил не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Бугорок скрывал его, лишь когда он лежал, полностью распластавшись… Поэтому все тело, руки и ноги сильно затекли и одеревенели, как это бывает при сильной контузии.
Голова кружилась от голода, жажды, изматывающей степной жары, а больше всего- от необходимости постоянно, днем и ночью, следить, напрягая утомленное зрение, за серым валуном метрах в двадцати пяти, за которым скрывался такой же солдат, только немецкий, ставший врагом номер один Михаила.
Прошлой ночью группа разведчиков, в которую входил и Белов, возвращалась с очередного задания из тыла противника и здесь, на ничейной полосе, встретилась – почти лицом к лицу – с немецкой разведгруппой видимо, находившейся в свободном поиске в непосредственной близости от передовых позиций полка.
Ночной бой был коротким и страшным. Все сразу смешалось, и непонятно было, где враги, а где свои. Приходилось стрелять на вспышки выстрелов, а потом открыли огонь передовые дозоры с той и с другой стороны, над степью повисли осветительные ракеты, и, падая в небольшую ложбинку, в мертвенном свете ракет Михаил увидел, что все его товарищи лежат неподвижно – видимо, убитые – и что неподалеку залег его давний друг Леха Полоз.
К утру им стало ясно, что из немцев уцелело трое, и двоих они общими усилиями "сняли" с первыми лучами солнца. С третьим дело обстояло гораздо сложнее, потому что он занимал удобную позицию за неизвестно откуда взявшимся в степи большим камнем. Оттуда его невозможно было выковырнуть: пули лишь рикошетили от гранита и с визгом улетали в степные дали… Зато сам немец не давал разведчикам и головы поднять. Видно, он тоже воевал не первый год. Стреляный воробей…
Когда стало рассветать, Леха и Михаил решили все-таки попытаться прикончить гитлеровца. В то время им еще можно было, наверное, оторваться от него и уйти к своим, прикрывая друг друга огнем, но, во-первых, оба считали ниже своего достоинства отступать, имея численное превосходство над противником, а во-вторых, – и это было, пожалуй, самое главное – у командира группы, лейтенанта Михайличенко, убитого в десятке метров от них, на карту в планшете были нанесены данные об огневых позициях немецкой артиллерии, которые группа собирала накануне почти целые сутки. Вернуться без разведданных означало не выполнить задание, а это в военное время не сулило ничего хорошего…
Поэтому Михаил и Полоз решили, что пора кончать эту канитель – в том смысле, что надо во что бы то ни стало "шлепнуть" этого сукиного сына, засевшего за валуном. На счет "три-четыре" Михаил открыл огонь длинными очередями по ненавистному камню, не заботясь о расходе патронов, а Леха пополз в сторону немца от кочки к кочке, заходя фашисту в тыл или во фланг. Он был хорошим разведчиком, Леха. Потому что ему всегда везло. А, может быть, и наоборот… Факт тот, что на этот раз ему почему-то не повезло. Видимо, немец был все же не дурак и сохранил присутствие духа. Не обращая внимания на пули, цокавшие по камню, он прицельно, словно в тире, снял Леху с первого же выстрела. Наповал… У дружка Михаила только дернулись сапоги в короткой агонии.
И вот тогда, глядя на бездыханное тело своего друга, Михаил скрипнул зубами, вспомнив, как прошлой зимой Полоз волок его, раненного в ногу, на себе с поля боя, а по ним вовсю лупили вражеские снайперы-минометчики… Именно в тот момент Белов дал себе клятву во что бы то ни стало уничтожить фрица. Это теперь уже не было бы просто исполнением своего воинского долга. Это отныне становилось мщением за погибших товарищей…
В течение суток, когда Белов и немец стерегли друг друга, в душе Михаила скапливалось все больше ненависти и страха. Порой он начинал дремать, но ему сразу же казалось, будто немец крадется к нему со "шмайсером" наперевес, и он приходил мгновенно в себя. Потом, наоборот, Михаилу чудилось, что его враг или заснул, или потерял сознание от возможного ранения, и разведчик уже готов был вскочить и броситься к валуну, чтобы расстрелять фашиста в упор, но он вовремя сдерживал свой порыв, потому что трава за камнем шевелилась, свидетельствуя о том, что враг настороже…
Так прошел день, прошла ночь, а вокруг по-прежнему было тихо и пусто. Видно, и немцы, и русские считали своих разведчиков погибшими и не хотели зря соваться на "ничейную землю"… Ни немец, ни Михаил больше не стреляли, экономя патроны. Каждый из них ждал, когда у соперника, наконец, не хватит выдержки либо сил…
И вот теперь буквально за считанные мгновения ситуация изменилась, и не было больше двух солдат, ведущих смертельный поединок между собой, а были Один и Другой, обещавшие людям из будущего не стрелять друг в друга.
Однако, Михаил не торопился выполнять свое обещание. Во-первых, все пережитое им в Зоне теперь казалось ему далеким и не очень-то реальным. Уж не приснилось ли ему все это в те короткие промежутки времени, когда он, против своей воли, проваливался в беспамятство мгновенного сна? Но даже, допустим, все это было на самом деле… "А где гарантия, что, когда я встану, чтобы побрататься с этим типом – если он к тому же, действительно, Один, – он не нарушит своего слова и не ухлопает меня, как рябчика?", думал Белов. А если он встанет первым, что мне делать? Стрелять? Или бежать на полусогнутых пожимать опять руку этому гаду? Руку, которая, можно сказать, испачкана кровью Лехи… Ну, уж нет! Не бывать никогда этому!
Видно, Одного одолевали те же сомнения, потому что за камнем было тихо, но чувствовалось, что тишина эта в любой момент готова разрядиться выстрелом или автоматной очередью…
Солнце беспомощно, будто раненое, карабкалось по белесому небосклону все выше и выше.
Ладно, вяло подумал Михаил. Надо же что-то делать… Не будем же мы здесь вечно караулить друг друга… Так и загнуться, между прочим, можно…
Давай-ка мы еще раз обсудим это дело, сказал он мысленно себе. Идет война – жестокая, кровавая, в которой каждый день погибают тысячи, сотни тысяч людей… Не мы начали эту войну, а они! Они напали на нас и принесли нам смерть, неисчислимые бедствия и горе миллионам людей. Может быть, именно в этот самый момент самолеты с жирной свастикой на крыльях бомбят твой родной поселок, где в покосившемся домике под зеленой крышей живут твои мать и сестренка… Что-то давненько от них не было писем. Что, если они уже погибли под бомбежкой? Или умерли от голода? Или от тифа, да мало ли?.. И во всех этих людских страданиях повинны они, эти сволочи и убийцы в мышиного цвета форме… В том числе, и тот, кто прячется сейчас за камнем перед тобой… Видишь, как все просто – уничтожать их надо. Как тараканов. Как крыс…
Все просто. Даже слишком просто. Чересчур… Вспомни-ка лучше и другое. Если сейчас Один поднимется из своего укрытия и пойдет к тебе, а ты выстрелишь, то погибнете вы оба. Во всяком случае, так говорил тот парень в Зоне. Пугал, что ли? Какой ему было резон пугать нас? Они и так делали с нами, что хотели… Скорее всего, он все же говорил правду. Тогда что получится? Убив фрица, ты погибнешь и сам… Ну да, конечно, ты не боишься смерти – слишком долго за эти два с лишним года войны она терлась возле тебя… И все же, и все же…
Михаил вдруг отчетливо вспомнил лицо Одного, когда тот, упираясь плечами в оседающий потолок Камеры, кричал ему: "Один плюс один должны равняться двум, и никак не иначе!"… И еще он представил, с какой надеждой за ними наблюдают сейчас люди, которые должны появиться на свет, возможно, спустя много веков. Белов снова услышал полный отчаяния и боли голос: "Вы же – люди!"…
В конце концов, подумал Михаил, виновата во всем война. Если бы не она, я бы и не подумал убивать этого немца… Что он сделал плохого лично мне? Да, он убил Леху Полоза. Возможно, он убил еще кого-нибудь из ребят… Но ведь, наверное, и я убил кого-то из его товарищей… На войне – как на войне, будь она неладна!..
– Эй, Один! – крикнул Михаил, приподнимая осторожно голову.
Из-за камня что-то неразборчиво прокричали в ответ. Михаил почувствовал, что у него камень свалился с плеч: значит, это был Один, раз в отпет не стали стрелять…
– Ну что, боец? – крикнул Белов. – Давай, разойдемся по-хорошему, что ли?
На этот раз до него донесся обрывок фразы на противном немецком языке.
Ax, вот оно что, подумал Михаил. Это только в Зоне мы понимали друг друга без переводчика, как же я сразу не додумался… Что же, попробуем по-другому…