— Здравствуйте, станичники!
Станичники, открыв рты от удивления, смотрели за мою спину. Удивлённый, обернулся.
«Лиэль, Лиэль, кто ж тебя так переодел?» Простоволосая, в прозрачной блузке, голубых джинсах и туфлях на шпильках, Лиэль, оттопырив попку, старательно, кнопила альбомный листок к забору. Потом убежала. Я тоже ушёл. По-английски.
Со смешанными чувствами прошёл в зал. А там было такое веселье. Борисов, вообще лежал на полу. Ляльки, покатываясь со смеху, смотрели что-то на экране мобильника.
— Смотри, запечатлели исторический момент. Как казаки к Лиэль привыкают. К её филейной части. Ха-ха. Гы-гы…
— Они же культурологический шок пережили, бедные! — просмотрел мутный ролик и сам выпал в осадок. И Эльза нас от веселья отвлекла:
— Мальчики, а к нам пожаловал местный начальник. Фу, солдафон, важный, тупой, но с замашками.
В окне мы и увидели статного здоровяка в офицерской казачьей форме, с шашкой на боку, вылезшего из пролётки и прошагавшего сквозь казаков к калитке. Казаки, встав по стойке смирно, преданно «ели» глазами начальство.
— Эльза, а его тут уважают, глянь на казаков.
— Видно это здешний атаман, — добавила Лиэль.
— Ну, не тупой, так тугодум, — только и уступила Эльза.
— Точно тугодум, но старательный, — голосом Задорнова ввернула Зося.
Атаман, дойдя в это время до калитки, прочитал надпись на листе, задумался, с хитринкой посмотрел на окна дома, отошёл к казакам и стал их расспрашивать. Казаки делились впечатлениями, так сказать культурного плана.
Потом прибыли ещё офицеры, молодые казаки стали расходиться; а потом, видно найдя атамана, прискакал гонец. Доложил, и атаман надолго задумался, посматривая время от времени на наши окна.
— Он нас видит? — шёпотом спросила Эльза.
— Нет.
— Что-то ему от нас надо. На вокзале стреляли, и он маракует, не связаны-ли мы с теми солдатами. «Опочки, дамы-с впали в ступор».
— Это ты, Борн, лялек солдатами сделал. Наряды вне очереди, окопы, пониаишь. Какая стрельба? — Борисов удивлённо уставился на меня.
Пришлось объясняться с пальбою. Эльза хмыкнула.
— Ты, Борисов, и пушечный выстрел не услышал бы, у Борна вон — стеклопакеты. И вокзал далеко. А ты это куда смотришь?
И все посмотрели на Борисова, который смотрел в телевизор. Там у шеста изгибалась полуголая танцовщица, а по сцене бегал, «рэпя», перекачанный, э, афроамериканец.
— На душку — мулата смотришь?
Все опять разулыбались. Зося от окна:
— Ой, он сюда идёт!
Я поставил просмотр на паузу.
— Эльза, шмотьё уберите, мы пойдём, пообщаемся с местным шефом. Борн, пошли, — призвал Николаич. Я и пошёл, не боясь…
Атаман ждал нас на пороге калитки. За забором осталось несколько офицеров и казаков постарше. Мы остановились в метрах в двух от него. Официоз начинался.
— Атаман Сальского округа войсковой старшина Шатров, Роман Михайлович.
«Оба, тёзка! И голос «настоящего полковника»». Я с интересом его разглядывал. Комплекция Борисова, темноволосый, румяный, с усами «карандаш», синие глаза строго смотрели в упор. На меня, Борисова и мою кобуру с пистолетом.
— Борн Роман Михайлович, домовладелец.
— Борисов Иван Николаевич, честь имею. «Актёр погорелого театра ты, Борисов, а не дворянин».
— Попрошу ваши документы.
Крякнули. Пришлось-то идти за паспортами. Шатров их с интересом просмотрел, хмыкнул. Я ему подал и разрешение на служебное оружие.
— Действительно до 14 декабря 2011 года, — прочитал он вслух. — Господа, из какого вы года?
— Из указанного в разрешении. Из 2011 года мы, — церемонно отозвался Борисов.
— А у нас — 1912 год. Непорядок, господа…
— Прошу, — сделал приглашающий жест. Стоять у калитки дальше было неумнó. Шерифу нужно было «доказывать» наше алиби.
Пошли смотреть с атаманом домовладение. Шатров, оставив свиту, прошёлся по двору, с интересом осмотрел машины, потрогал пластик окна. Пригласил его в дом. В сапогах. В прихожей, атаман, сняв фуражку, перекрестился, потом с интересом огляделся и двинулся к двери зала. В прихожей ляльки прибрались и решили отсидеться в зале. Счас. Борисов открыл двери, Шатров вошёл, мы протиснулись за ним…
«Ляльки, ляльки, боже, боже, я вас на галеры отправлю!» Дамы платья и обувь убрали, а трусики, бюстгальтеры и ночнушки оставили на мягкой мебели, телевизор не выключили…
Борисов, изо всех сил сдерживая смех, представил наших непутёвых. Лиэль даже, хе-хе, реверанс сделала. Атаман сдержанно их поприветствовал. Потом посмотрел на телевизор. Ляльки порозовели. Атаман перевёл глаза на горы нижнего белья. Ляльки стали красными. Из-за спины атамана Борисов показал кулак Эльзе. Та захлопала глазами. Атаман, молча, поклонился дамам и двинул на выход. Уходя, я услышал оставшегося Борисова: