Майкл слегка дотронулся пальцем до ее губ и обвел их плавные изгибы, а когда они беспомощно раскрылись, наклонился и стал целовать их. Запустив пальцы в ее влажные волосы, он крепко удерживал ее голову. Ее губы раскрылись шире, его — сделали то же самое. Их языки встречались и расходились, скользя один вдоль другого с какой-то пьянящей чувственностью.
— Ты прекрасна, — прошептал он, ложась рядом с ней.
Его пальцы нашли пуговицы ее рубашки и расстегнули их одну за другой. Подтянувшись повыше, он широко распахнул ее.
— Что ты делаешь? — прошептала она, едва дыша.
— Смотрю на тебя и не могу насмотреться.
Она и сама чувствовала себя прекрасной под его восхищенным взглядом и не спешила прикрыться, хоть ей и было неловко.
Руки Джин скользнули по его крепким рукам, и Майкл рывком скинул с себя майку.
Глубокий стон вырвался из ее горла, когда он прижал обнаженную грудь Джин к своей. Это ощущение опьяняло: нежная податливая плоть, трущаяся о его твердые мускулы.
Джин затаила дыхание в ожидании чего-то сладостного и прекрасного и изогнулась, чтобы быть еще ближе.
— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он хрипло, гладя ладонями ее обнаженное тело, и Джин показалось, что она сойдет с ума от неистового желания, зародившегося в ней. — Тебе хорошо? — спросил он, обжигая горячим дыханием ее губы.
— О да. Я хочу...
Поцелуями Майкл прочертил пламенный след на ее шее.
— Что? Скажи, дорогая. Скажи мне, чего ты хочешь. Я должен это слышать.
Дыхание Джин превратилось в короткую мольбу:
— Я хочу тебя, милый. Возьми меня...
Он скользнул рукой к ее трусикам и стянул шелковистую ткань. Потом, приподнявшись, расстегнул молнию на своих шортах.
— Возьми меня, — снова простонала она, почувствовав себя женщиной, сгорающей от желания.
Всем телом Джин прильнула к нему и невольно развела бедра, уже не думая ни о чем.
Майкл приподнялся, чтобы полностью сбросить с себя одежду, а затем, накрыв Джин всем телом, погрузился в мягкую теплоту ее бедер.
Джин дугой изогнулась от резкой боли.
— Боже мой! — выдохнул он, пытаясь контролировать себя, но уже не в силах остановиться. — Тебе больно? Мне прекратить?
— Не надо! — вскрикнула она. — Пожалуйста... продолжай.
— Но тебе же больно...
— Нет. Все хорошо. — Боль утихла, уступив место нарастающему наслаждению. — О...
Приподняв голову от подушки, она нашла его губы и тут же руками и ногами оплела Майкла. Он застонал от наслаждения.
Джин испытывала безумную радость, оттого что ему хорошо с ней, что она, такая неискушенная и неопытная, способна доставить удовольствие этому мужчине.
Наконец Майкл осторожно приподнялся.
— Вирджиния, — выдохнул он. Ее имя несколько мгновений эхом отдавалось в комнате. — Ты должна была сказать мне...
Смущенная, она попыталась уткнуться лицом ему в грудь, но, взяв ее за подбородок, он заглянул ей в лицо: глаза смотрели с тревогой и нежностью.
— Я был бы более осторожен с тобой. Я ведь и понятия не имел, что у тебя не было близости с мужчиной до меня.
— Я же говорила тебе, что никогда... В тот вечер, в летнем кино, помнишь?..
— Я тогда не понял, что ты говоришь именно об этом... Я думал, ты имеешь в виду..
— Майкл, прекрати, пожалуйста. Я чувствую себя идиоткой.
— Ну что ты, — прошептал он, коснувшись губами ее лба. — Ты самая прекрасная на свете! Ты понятия не имеешь, как много значит для меня то, что ты была... что ты никогда не была с другим мужчиной. Но почему Джин? Почему у тебя раньше не было мужчин?
Она пожала плечами.
— Я никогда не ощущала потребности в них.
— Никогда? Но ты ведь такая страстная.
— Видимо, я никогда не встречала того, кто вызвал бы у меня эту страсть.
Майкл испустил долгий вздох.
— Ну, а теперь он у тебя есть, и, прежде чем пройдет ночь, ты почувствуешь это еще и еще. — Голос его опустился до тихого шепота. — Я люблю тебя. Джин, безумно люблю.
Услышав это, она напряглась и оцепенела.
7
— Не говори этого! — воскликнула она. — И, видя, как Майкл удивлен, понизила голос: — Не говори мне этого.
— Ты не веришь мне?
— Нет. — Закрыв глаза, она покачала головой. — Не говори, пожалуйста.
Какой-то внутренний голос шептал ему, что не надо спорить, что лучше подождать, пока она сама успокоится. Причины, видимо, были в ее прошлом и, в конце концов, привели ее к тому, что до сего дня ни одному мужчине не позволяла она приближаться к себе.
Как она сказала? Не ощущала потребности? Наверное, она смотрела на этот акт как на чисто физический. И не может признать, что за ним кроется нечто глубоко духовное. Слияние тел и душ... По крайней мере, в их взаимоотношениях.
— Неужели это так неприятно слушать? — мягко настаивал он.
Голос его омыл ее, словно теплая волна, и Джин пришлось призвать на помощь всю свою твердость, чтобы возразить. Отвернувшись, она свернулась калачиком.
— Я не хочу говорить об этом.
— Но ты же видишь, что любовь существует. Неужели это так ужасно... что я люблю тебя?
— Любовь вещь непрочная, болезненная. Она не бывает долгой.
— Ты говоришь о своих родителях, но это не всегда так.
— Я говорю о тех бесчисленных людях, которых встречала за свою жизнь. Все они думали, что любят друг друга, а потом обнаруживалось, что ошибались.
— Я не прошу у тебя никаких обязательств, Вирджиния, просто хочу, чтобы ты знала, что я чувствую. Я понял это уже давно и должен был бы сказать тебе раньше.
— Да, конечно.
— И тогда бы ты не позволила случиться тому, что произошло сегодня?
— Я бы никогда не позволила случиться многому из того, что произошло сегодня. Я не могу любить взаимно. Разве ты этого не видишь?
— Не можешь? Или не будешь?
— Какая разница?
— Для меня большая. Не можешь — это что-то необратимое. Не будешь — это означает, что у меня еще есть шанс.
— У тебя нет шанса.
Сидя рядом с ней, он сказал твердым голосом:
— Я в это не верю.
— Но это так!
— Вовсе нет. — Когда Майкл положил ей руку на плечо, она отшатнулась. Он рванулся вперед, повалив ее на спину — Ты можешь обидеть других мужчин такими речами, но не меня.
— Мне никогда не приходилось говорить это другим.
— Что тоже свидетельствует в мою пользу.
— Ты никогда не позволяла ни одному мужчине коснуться тебя, но мне позволила. Тебе не кажется, что это говорит о твоем неравнодушии ко мне?
Джин вырвала свои руки и зажала им уши, отчаянно пытаясь заглушить его слова. Она не хотела слышать их, не хотела даже думать о них.
— Черт побери, — нахмурился он, — напрасно ты зажимаешь свои хорошенькие маленькие ушки. Ты можешь, конечно, уехать сейчас домой и лечь в свою одинокую постель, но ты никогда не сможешь забыть того, что произошло с нами.
— Я найду, чем отвлечься.
— С другим мужчиной? Кого ты пытаешься обмануть? Я всегда чувствовал, что в тебе есть что-то чистое и наивное. Ни за что не поверю в это! До сих пор никому не удалось тебя увлечь. А я это сделал.
Крохотная слезинка выкатилась из-под ее сжатых век, потом другая.
— Не плачь, дорогая. Я не хотел тебя обидеть.
Всхлипнув, Джин отвернула голову на подушке.
— Это было так прекрасно видеть тебя каждый день... И то, что случилось сегодня... Я хотела этого. Но я не могу... Я не хочу… думать...
— Успокойся, — быстро зашептал Майкл. — Все будет хорошо. — Он привлек ее к себе, заключив в объятия и прижав мокрую щеку к своей груди. — Мы не будем думать. Мы просто будем продолжать делать то, что мы делали. Я могу подождать. Я тебе говорил, я ведь терпеливый, ты знаешь.
Джин сама не понимала, что с ней творится, но не могла перестать плакать.
— Когда ты плакала в последний раз? — тихо спросил он.
— Я... не помню.