— Вот видишь. — Когда она попыталась отстраниться, Майкл остановил ее. — Тихо. Я больше ничего не скажу. Просто расслабься.
Он поглаживал ее по спине, ласково успокаивая, и понемногу ему это удалось. Наклонившись, он поцеловал теплый затылок.
— Майкл... — начала она, желая сказать ему что-то, но сама не зная что.
— Молчи. Молчи и помни только о том, как хорошо нам было только что. Тебе ведь понравилось? — Она кивнула. — И это только начало. Первый раз для женщины самый трудный. Если ты получила удовольствие в первый раз, то что же будет потом...
— Правда? — робко спросила она. — Я думала, что с моей неопытностью у меня ничего не получится. Я делала все... правильно?
— Конечно, — подхватил он. — Ты делала все как надо. Ведь ты очень страстная женщина. И ты, прежде всего, хотела подарить радость мне.
Он хотел сказать, что ею руководила любовь, но не осмелился. Невинность и страстность составляли в ней фантастическую комбинацию. Тут нужна была большая осторожность.
— А у тебя много было... женщин? — спросила она.
— Только одна, моя бывшая жена.
— А с ней было хорошо?
— Сам не знаю. Я тоже был неопытен. Нам было по семнадцать. Мы много намучились, прежде чем у нас что-то получилось, — очень уж глупые и неумелые мы были.
Джин рассмеялась. Это не был ее прежний задорный смех, но все же она смеялась.
— Не могу представить тебя неумелым.
— А как, по-твоему, я научился?
— Я могу представить какую-нибудь роковую женщину, немного старше тебя, но плененную твоей юношеской красотой. — Она откинула голову назад и снова улыбнулась. — Женщину лет тридцати, которая жаждала твоей близости и сумела заманить тебя на атласную софу в знойный августовский день.
— У тебя разыгралось воображение. Все было не так, можешь мне поверить.
— Не было роковой женщины?
— Нет.
— А атласной софы?
— Тоже не было.
— А знойного августовского дня?
Майкл наклонился к ней, и взгляд его потеплел.
— Был. Но только у нас, — прошептал он, поцеловав ее в теплые губы.
Если Джин и хотела уклониться от его объятий, то сделать этого не смогла. Одно прикосновение его губ — и она уже снова желала его. Майкл был умелым любовником, инстинктивно чувствующим, что ей нужно. Его губы скользили по ее губам и ласкали ее с такой нежностью, что через минуту она была захвачена страстью. Он был обольстителен в этих ласках и буквально околдовывал ее ими, и Джин страстно отвечала на его поцелуи.
На этот раз Джин чувствовала гораздо острее его близость. И упиваясь этим текучим жаром, который разливался по ее жилам, по всем клеточкам ее тела, она знала — что бы ни случилось, она всегда будет помнить этот великолепный миг.
— Не бойся, дорогая, — сказал он хриплым, прерывистым шепотом, — тебе не будет больно на этот раз...
И это было правдой. Он вошел в нее с бесконечной осторожностью, и наслаждение и радость заслонили появившуюся было мимолетную боль. Невозможно было описать ту радость, которую они оба чувствовали, чувство цельности, единения, восторга, которое разом охватило их, ежесекундно усиливаясь, пока в один сверкающий миг оно не взорвалось пульсирующим фейерверком, заставившим ее изогнуться в конвульсиях страсти.
Казалось, прошла вечность, прежде чем они пришли в себя. Он молчал, но улыбка удовлетворения появилась на его губах, когда он, наконец, повернул голову к ней. Глаза его были широко раскрыты и полны восторга.
— Это было... — прошептала она, все еще стараясь наладить дыхание, — это было так чудесно!
Его улыбка стала еще шире. Он приподнялся на локте, но его длинные ноги остались переплетенными с ногами Джин.
— Да, Джин, мы созданы друг для друга. Я понял это сразу, как только тебя увидел.
На следующее утро, несмотря на его возражения, Джин решила пойти на работу.
— Мне очень жаль, — сказала она, — но я не думаю, что мой шеф сочтет уважительной причиной наше желание провести еще день в постели.
Майкл и в самом деле еще лежал в кровати. Сама же она проснулась пораньше, зная, что ей необходимо зайти домой, чтобы переодеться.
— Ты можешь сказать ему, что все еще больна.
— Я думаю, что это не совсем честно! А где мои шорты?
— Я их постирал. Они внизу, в сушилке. Ну, тогда скажи ему, что заболел я. А так и будет, если ты уйдешь.
— Это ребячество! — крикнула она из холла, направляясь к лестнице.
— Послушай, Джин! Ты не должна считать себя совершенно здоровой. Ведь и двух суток не прошло, как ты едва не умерла от пчелиного укуса.
— Но я же, слава богу, не умерла. И если уж ты все так хорошо помнишь, то меньше суток назад ты... — она наклонилась, чтобы произнести ему это на ухо, — лишил меня девственности.
И тут же отскочила, чтобы он не успел ее обнять.
— Но это еще одна причина, по которой ты должна остаться. Тебе нужен покой. — Осторожность, с которой она влезала в свои шорты, показалась ему подтверждением. — Но я, конечно же, увижу тебя сегодня вечером?
Джин заколебалась. Его синие глаза смотрели почти умоляюще. У нее ослабели колени.
— Если хочешь, — наконец ответила она мягко.
— Очень хочу. А обед?
— Я приготовлю. Около семи.
— В шесть.
— В шесть тридцать. — Повернувшись, она направилась к лестнице. — И ни минутой позже, иначе останешься без обеда.
Всю следующую неделю Вирджиния чувствовала себя странно. Когда она была с Майклом — настроение было прекрасным. Он больше не говорил о своих чувствах, и она была благодарна ему Их отношения, теплые и непосредственные, были нежными, как никогда. И каждый раз, когда они занимались любовью, это было лучше, чем в прошлый раз. Она хорошо усвоила, что Майклу нравится и больше всего возбуждает, и быстро научилась доводить его до наивысшего накала.
Но когда оставалась одна, подолгу сидела задумавшись. Или рассеянно бродила по квартире, чувствуя себя беспокойной, разбитой, объятой тревогой. Иногда она приходила к выводу, что должна прекратить видеться с Майклом. Однако достаточно было услышать звук его голоса, увидеть его лицо, чтобы все забывалось. В самом деле, пульс ее учащался каждые сто метров по мере приближения к его дому. Все ее тело трепетало только от предчувствия встречи с ним.
Верный своему слову, Майкл достал билеты на концерт знаменитого оркестра, и они поехали на следующий уик-энд сразу, как только Джин закончила работать. Потом побывали на еще одном в воскресенье днем.
Ночевали в ближайшей гостинице, и эту ночь Джин назвала такой же вдохновляющей, как и прослушанную вечером музыку. Приняв это за наивысший комплимент, Майкл был в восторге.
Все шло хорошо, как он и надеялся. Он знал, что Джин любит его, это было видно по ее глазам. Но были заметны и сомнения, терзавшие ее, когда она уходила. Хотя в постели все было замечательно, и очень часто именно она оказывалась инициатором их любовной игры. Джин нуждалась в нем так же, как и он нуждался в ней. Это был хороший признак. Он мог надеяться, что она настолько привязалась к нему, что уже не способна вообразить себе жизнь без него. А что, если у них будет ребенок?
Это обстоятельство нельзя было исключить. Ни разу, с тех пор как они сблизились, он не пользовался противозачаточными средствами. В первый раз она совершенно очевидно не подготовилась. И в дальнейшем, насколько он знал, Джин не сделала ничего, чтобы предотвратить такую возможность. И Майкл не жалел об этом. Хотя он знал, что брак, заключенный из-за беременности, — дело рискованное, но все же предчувствовал, что их любовь должна перерасти в брак. А мысль, что любимая женщина носит его ребенка, придала бы ему жизненных сил.
— Моя семья приезжает на этот уик-энд, — объявил он ей во вторник вечером, после того как они вернулись с концерта. — Я бы хотел, чтобы ты с ними познакомилась.